Аномалия Шарли

Я никогда не была в таком отчаянии, чтобы думать, что гнилая прудовая вода была прекрасна, и я надеялась, что никогда больше не буду в таком отчаянии. Надеялась, что никто никогда не узнает о том, как я совала лицо сквозь пленку пены и лягушачьей мочи, чтобы высосать теплую воду из грязной дыры. Это было неловко. Мне было стыдно за себя.

Но, по крайней мере, посреди Ничто не было никого, кто мог бы увидеть мой позор.

Пока я пила, цикады замолкли. Комары перестали жужжать, а лягушки скрылись под своим мхом. Они ощущали что-то, чего я не могла. Только когда я напряглась, чтобы прислушаться, я услышала звук, от которого все остальное замолкло.

Это было что-то рукотворное, механическое — двигатель. И он двигался быстро.

«Убийцы!».

Мое тело сжалось. Мои руки тряслись, тащили меня по грязному кольцу. Я была так напугана, что передвигалась на четвереньках быстрее, чем когда-либо ходила; земля отскакивала от моих конечностей.

К тому времени, когда я достигла конца пруда, я была вся в грязи. Я, наверное, выглядела монстром: вся в тине и ветках, с локтей свисали нити мха. У меня пропал левый ботинок — вероятно, его сняло с ноги. Я ковыляла к укрытию ближайшего куста, сердце колотилось в такт с шагами.

Убийцы приближались. Их пушки наполняли воздух раскатами грома. Я слышала крики, затем громкий хлопок. Боль пронзила икру, и ноги подкосились. Я упала головой в кусты — и рухнула так сильно, что воздух вылетел из меня.

Мне нужно было полвека, чтобы отдышаться. В какой-то момент, пока я извивалась, как черепаха на спине, я поняла, что стрельба прекратилась. Все остановилось. Ни грома, ни крика, ни искр. Грязного убийцы не было видно. Будто весь шум и ужасы были засосаны в канализацию и исчезли.

Мой разум, должно быть, подшутил надо мной — и я была так напугана, что просто приняла страх как факт. На самом деле произошло то, что я не смотрела, куда шла, и каким-то образом побежала прямо в колючие заросли.

У меня в ноге был довольно большой шип. Он застрял примерно на три дюйма ниже задней части моего колена, вонзился до выступа. Я сжала его испачканными пальцами и со стоном вырвала его.

Всегда было лучше рвать вещи, чем быть нежной. Я знала это по опыту. Говард имел обыкновение подвергать меня тому, что он называл испытанием, каждый двадцатый день месяца. Это не всегда был лабиринт с шипами. Иногда там были ковры гвоздей или стена гвоздей. В любом случае, я научилась довольно хорошо сжимать зубы и выдирать вещи из своей кожи.

Я вытерла дырку от шипа тыльной стороной руки, пока кровь не перестала течь. Механический звук, который я услышала, был настоящим, но это был маленький двигатель. Вряд ли он был достаточно громким даже для пикапа — может, это был мотоцикл. Что бы это ни было, оно скулило и трещало, будто было на последнем издыхании.

Звук прокладывал себе путь сквозь Ничто, приближаясь к пруду. Но я не слишком сильно переживала. Ведь у меня был пистолет…

О, черт.

Я попыталась выхватить револьвер и сжала пустой воздух. Пистолет — весь ремень — пропал. Я сидела за кустом, в нижнем белье, в грязи и без ботинка. В своде моей босой стопы торчали шипы. У меня во рту был такой привкус, будто последние восемь месяцев я не ела ничего, кроме дохлых сверчков.

Что, черт возьми, случилось со мной?

Я порылась в своей ослепленной солнцем памяти, когда в поле зрения появился источник шума.

Это был… мужчина, наверное. Он был сложен как заяц: конечности были худыми. Пара сильно потрескавшихся очков застряла в спутанных серых волосах на его макушке, а на лице у него было так много волос, что я была уверена, что его рот зарос, пока он не наклонился и не выплюнул коричневый комок чего-то в сорняки.

Машина, на которой он ехал, выглядел так, будто он вытащил ее из кучи мусора. Вряд ли во всей установке был хоть один винт, который был затянут должным образом. Она кашляла через каждые несколько футов и выпускала с хрипом облако черного дыма каждый раз, когда он поворачивал.

Огромные кожаные седельные сумки свисали с обеих сторон мотоцикла. Они были набиты так, что почти царапали землю. Двигатель звучал бы лучше, если бы не пытался тащить через Ничто вдвое больше собственного веса.

Когда мужчина, наконец, остановился — простой маневр, который каким-то образом занял у него четыре попытки, — я заметила, что кое-что мое свисало из его сумок. На самом деле две вещи: мой полосатый комбинезон и ремень с оружием.

Он… преследовал меня?

— Унг! — мужчина хмыкнул, перекидывая ногу через сиденье.

Он вскочил на ноги и протянул руки к небу. Его тело трещало, будто кто-то медленно хрустел пакетом «SuperCrisps». Я наполовину ожидала, что он развалится, и его унесет ветром.

Его одежду нужно было переработать тридцать лет назад. Все цвета потускнели: сероватые штаны, беловатая рубашка, зеленоватая шляпа, которая вряд ли выглядела так, будто на ней кто-то сидел, раньше, но теперь была такой.