Ангел над городом. Семь прогулок по православному Петербургу

Петра I наша история назвала Великим, а он 17 мая 1722 года издал указ об отмене тайны исповеди. Екатерина II у нас – тоже Великая. И не с того ли и начало прибывать ее величие, что великое зло, которое совершил Петр I, Екатерина II обратила на великую пользу себе?

Императрица Елизавета Петровна, хотя и сводила все смертные грехи к проблеме своевременного возврата долгов, пусть и по-протестантски, но вполне искренне верила в Бога. Она и предположить не могла, что исповедь перед священником, а значит и перед Богом, можно использовать для лжи, даже если этот священник стукач.

Усомниться в искренности исповеди Екатерины «дщери Петровой» мешала и вера в непревзойденную мудрость отца. Коли Петр I придумал превратить исповедь в инструмент политического сыска, то значит, этот инструмент обязан был работать, к кому бы ни применять его.

Елизавета поверила в искренность исповеди невестки.

13 апреля 1758 года состоялось свидание императрицы с великой княгиней. Тучи императорского неудовольствия над головой Екатерины не разошлись до конца, но молнии поразили других.

Завершая сюжет об антирусском заговоре и участии в нем Екатерины, скажем, что она, став императрицей, косвенно сама признала участие в заговоре.

Она вызвала из ссылки Бестужева и обнародовала манифест о возвращении ему всех прежних достоинств и «непорицании его за состояние под судом и наказанием». Бестужеву была назначена в награду за то, что он не выдал на следствии Екатерину, ежегодная пенсия в 20 000 рублей32. Вдове Апраксина тоже было назначено значительное денежное содержание.

Елагина Екатерина назначила кабинет-секретарем, Адодурова – председателем мануфактур-коллегии и куратором университета… Но это произошло потом, когда Екатерина II стала императрицей.

Впрочем, пока все это происходило в царском дворце, на улицах Санкт-Петербурга шла совсем другая жизнь.

Оборванная, озябшая, сопровождаемая насмешками и презрительным сочувствием шла блаженная Ксения по Петербургской стороне, и такая великая молитва жила в ее измученном сердце, что сумела она переплавить личное горе в молитвенное заступничество за других.

Вначале открылся у Ксении дар пророчества.

Однажды она пришла в дом купца Разживина и, подойдя к зеркалу, сказала:

– Вот зеркало-то хорошо, а поглядеться не во что…

И только что проговорила это, как зеркало упало со стены и разбилось вдребезги.

«Предсказания ея не всегда заключали в себе какой-нибудь апокрифический, сокровенный смысл – иногда они служили как бы только удостоверением в том, что эта странная женщина точно наделена даром предсказания, – сообщали “Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции”. – Так, например, приходя куда-нибудь, она вдруг требовала, чтоб ей дали пирога с рыбой, а когда ей нарочно отвечали, что такого пирога в этот день не пекли, то она с уверенностью говорила: “Нет, пекли, а не хотите мне дать”. – Тогда подавали ей такой пирог, потому что он точно был испечен33.

А иногда она предсказывала что-нибудь дурное, но не прямо, а косвенно, выражаясь в подобных случаях языком кабалистическим, не точным, как бы не желая возмутить того, с кем говорила. Так, например, посетив один раз дом купчихи Крапивиной и выходя из него, она взглянула на окна дома и сказала: “Зелена крапива, а скоро завянет”. Крапивина вскоре после того умерла…».

Но еще многие должны были пройти годы, прежде чем поняли петербуржцы, что послана Ксения в утешение православному люду в этом городе, построенном на замощенных русскими костями чухонских болотах…

«Она не имела своего угла и будучи доброю, кроткою и чрезвычайно набожною, в тех домах, где ее знали, всегда находила себе приют и кусок хлеба; – ее принимали ласково и даже с глубоким уважением бедные жители крошечных домиков, какими в то время была усеяна Петербургская сторона, – сообщал в 1847 году Ив. Б-рл-ъевъ. – Матери семейств радовались, если Андрей Григорьевич покачает в люльке или поцелует их детей, в том убеждении, что поцелуй несчастной принесет им счастье. Когда Андрей Григорьевич являлась на площади, все торгаши пряниками мгновенно открывали свои лотки и корзинки, умоляя Андрея Григорьевича взять у них что-нибудь без денег, хоть один пирожок, хоть отломить кусочек медового пряника. И счастливец, у которого полакомится Андрей Григорьевич, не успевал прикоснуться к товару. Народ стремился к его лотку и с восторгом, с бешенством поедал пироги, обратившие на себя внимание “добровольного страдалица”; как называли ее мои бабушки».

Пока блаженная Ксения шла по улице, рядом следовали экипажи. Извозчики умоляли блаженную проехать в коляске хоть несколько шагов.

Постепенно, с годами, стали замечать: если побывает Ксения в чьей-то семье, там надолго водворяется мир и счастье.

Теперь, где бы ни появлялась эта женщина, кутающаяся в изношенные лохмотья мундира, обутая в рваные башмаки, тотчас ее окружали люди.

О РУССКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ МЫСЛИ