Андрейка

— Я попаду в центр города? — спросил Андрейка и торопливо, чтоб подумали, что он турист, добавил: — Очень хочется посмотреть...

Водитель и головы к нему не повернул, объяснил деловито:

— Сойдите на улице Bloor, это главная улица, там много выставок, кафе, толпится молодежь. Рядом улица художников.

Андрейка выпрыгнул из автобуса посередине черных и стеклянно–золотистых небоскребов. То тут, то там надписи: «Bank of Сommerce», «Bank of ... » Торонтский Уолл—стрит!

Народу мало. Откуда-то из-под земли, правда, валом валят, как в Москве. Ага, это метро. Андрейка поглазел на один стеклянный небоскреб, на другой. Странно! Стекла точно закоптелые. «Ты меня видишь, я тебя нет... » — говаривал отец.

Возле Андрейки останавливается огромная черная машина, вдвое длиннее, чем у полицейских. Андрейка готов уж броситься прочь... Но из машины никто не выскочил. Наконец открылась дверца, и оттуда показались голые волосатые ноги. А затем и весь человек целиком, немолодой, упитанный, в соломенной шляпе с зеленым листом на высокой тулье и ... в клетчатой шотландской юбке.

Андрейка закрывает рот рукой, чтобы не засмеяться. К шотландским одеяниям еще не привык.

— Веселишься, парень, — бросил приехавший; он постоял, тяжело дыша и опираясь на трость. — Турист? Эмигрант?

— Эт-то чей дом? — спросил Андрейка, показав на небоскреб, чтобы поскорее уйти от опасной темы.

— Мой!

— Ваш? Целый небоскреб?

Упитанный в юбке усмехнулся.

— И тот мой, — он показал тростью вдоль улицы, где гордо высились одетые в стекло и слепящие на солнце небоскребы. — И следующий.

У Андрейки вырвалось раньше, чем он что-либо подумал:

— И вас еще не повесили?

— Ты откуда? — суше спросила юбка.

— Из России.

— Варварская страна!

— А Франция?

— Прекрасная страна!

— Виктор Гюго писал, что вешали еще в 1793 году. «На фонарь! На фонарь!» — воскликнул он с нескрываемой мальчишеской злобой, которая клокотала в нем вот уже несколько часов.

Молчание длилось минуту–две.

— И стало в мире лучше? — спросил упитанный человек после раздумья.

— Не знаю, — честно признался Андрейка. — Бабушка говорила, что лучше не стало.

Упитанный молча скрылся за темной массивной дверью.

Андрейка побрел дальше, подавленный, недовольный собой: сорвал злость на прохожем. «Бабушка сказала бы, что это, по крайней мере, непорядочно... » Андрейка был по-прежнему зол, но это уже не была злость на всю вселенную.

А город ничего... Перекрестки все разные. Один, широкий, с оградой в виде изогнутых труб, как палуба корабля. Мигнул светофор, и началось светопреставление. Будто корабль тонет, все мчатся в поисках спасения.

На другом — никто не спешит. Люди вышагивают чинно. Неторопливо катятся коляски с детьми. Одна коляска — просторная, оттуда выглядывали три белокурые рожицы.

Следующий перекресток оказался Пекином. Ни одного европейца. Одни «косоглазые». А боковая улочка вся в иероглифах. Вывеска на вывеске, а ничего не поймешь. Пекин!

В Пекине попахивало чем-то прелым, застоявшимся, почти тухловатым, и Андрейка заспешил к европейцам. Город — куда больше, чем он думал. «Не может быть, чтоб больше Москвы!»

На огромных окнах магазинов висят картонки с надписью: «Help wanted» — требуется работник. Значит, не пропадет.

Андрейка остановился на углу одной из улиц и увидел цирк.

Приблизился к циркачам почти вплотную. Стоят вдоль тротуара ребята и девчонки, раскрашенные, как цирковые клоуны. Волосы зеленые, синие, красные. Один подпоясан цепью. Затылок у него желтый, пол-головы зеленые. Торонтский цирк!

Огромный магнитофон у стены ревел на всю улицу. Музыка совсем другая, вовсе не негритянская. Но тоже тревожная, будоражащая. И совсем нет мелодии. «Камнедробилка», говорила бабушка о такой музыке. О чем крик? Андрейка прислушался к высокому, как у скопца, голосу. Певец выговаривает четко, по слову: «Арабы дерутся между собой, Кадаффи стреляет в кого вздумает... Душат друг друга, а кричат, что ненавидят евреев. Мы ниспровергаем старый хлам... » — И снова все потонуло в грохоте барабанов и взбесившихся электрогитар.

— Может, это выборы! — сказал Андрейка самому себе. Он еще в Москве слышал, что выборы в Америке вроде карнавала.

И вдруг увидел двух полицейских в черных кепках, которые медленно вышагивали по тротуару. Вот уже прошли сквозь толчею беснующихся ниспровергателей, словно тех и не было.

Андрейка метнулся за спины раскрашенных парней, засновал от одной спины к другой, чтоб черные кепки его не заметили.

— Эй, ты от кого прячешься? — миролюбиво спросил его парень с желто–зеленой клоунской головой. — От полицейских? Что ты натворил?

— Я ушел от родителей. А меня хотят отловить, как обезьяну, и обратно в клетку.

Ниспровергатели засмеялись.

— А мы от кого?! — воскликнула девушка с синими волосами.

А желто–зеленый добавил весело:

— От предков?! Всего-то!.. Тогда иди к нам! Мы тебя так разукрасим, не то, что полиция, мать родная не узнает...

— А кто вы?

— А ты откуда свалился? Панка от фараона отличить не можешь?