Недоумение вызывали также иллюстрации книги, прежде всего фантастические растения, неизвестные ни тогдашней, ни современной ботанике. Исходя из структуры текста и изображений, можно было предполагать, что «манускрипт Войнича» представляет собою либо фармакопею (лечебник), либо более общий справочник по биологии, медицине и астрономии (к каковой были отнесены несколько загадочных схем): набор весьма характерный для эпохи зарождения первых наук. Невольно приходили в голову мысли о мистификации. В качестве авторов такой «шутки» назывались и Роджер Бэкон (богослов, естествоиспытатель, XIII век), и Джон Ди (личный астролог королевы Елизаветы I, математик, алхимик, XVI век), и Эдвард Келли (сотрудник Джона Ди, тоже алхимик, медиум), и Якоб Горжчицкий (личный врач императора Рудольфа II), и Иоганн Маркус Марци (ректор Пражского университета, это уже XVII век), и даже сам Михаил Войнич. Правда, оставалось неясным, зачем им это понадобилось. Какими мотивами они могли руководствоваться? Главным же аргументом против мистификации служило то, что, согласно компьютерному анализу, текст «манускрипта Войнича» написан был, как мы говорили выше, естественным языком, а создать полноценный язык с его неисчерпаемым словарем, сложными грамматическими правилами, внутренним согласованием, исключениями — работа непосильная для отдельного человека.
В общем, «манускрипт Войнича» оставался загадкой, до тех пока на него не упал взгляд профессора Ганки. По словам профессора, он навсегда запомнил этот удивительный миг, когда, из чистого любопытства пройдя по случайной ссылке, он узрел в скане таинственного «манускрипта» тот же самый язык, что и в вывезенной им рукописи Холиуса Скриптора. Профессор вспоминал, что несколько секунд он, не веря своим глазам, смотрел на экран, а потом издал такой крик, что в кабинет прибежала перепуганная жена.
Дальнейшее было вопросом техники. Холиус Скриптор (реальный христианский монах IV века н. э.) делал список (копию) с более ранней рукописи, чего не скрывал, и скопировал, к счастью, не только сам текст, но и обширные примечания к нему на древнегреческом языке, где неизвестный автор (предыдущий копиист, судя по всему из Афин), вероятно, знавший оригинальный язык документа, пояснял значение отдельных терминов и выражений. Это была своего рода билингва, а значит дешифровка ее сводилась к трудоемким, но уже отработанным в криптолингвистике операциям. К тому же в рукописи сохранилось предисловие самого Холиуса Скриптора, и это сильно облегчило задачу. Перевод обоих текстов был сделан в кратчайшие сроки, и можно себе представить изумление и даже испуг профессора Ганки, а также ассистентов, помогавших ему, когда в нем (в переводе) почти сразу всплыло именование — Атлантида.
Волнение профессора можно было понять. Рассуждения об Атлантиде в наши дни прочно утвердились среди спекулятивных доктрин, наряду с рассуждениями о древних «магических цивилизациях», палеоконтакте (звездных пришельцах, посещавших Землю в незапамятные времена) или расе «гиперборейцев», якобы положившей начало современному человечеству. Публиковать такие данные было равносильно научному самоубийству. Любого, кто рискнул бы сделать подобный шаг, тут же обвинили бы в стремлении к дешевой сенсации, и его репутация серьезного исследователя погибла бы навсегда. Сомнения мучили профессора Ганку довольно долго, и все же статья, написанная нарочито сухим, предельно кратким, бесцветным академическим языком, была отослана в солидный научный журнал и, что любопытно, после долгой дискуссии с редколлегией и рецензентами все-таки напечатана.
И вот тут мы вернемся к тому, с чего начали наши заметки. Если бы эта статья была опубликована лет десять — пятнадцать назад, она, несомненно, стала бы оглушительной, просто глобальной сенсацией. Можно представить, какая бы буря эмоций разразилась вокруг нее, какие вскипели бы страсти, какой невообразимый шум подняла бы желтая пресса. Но в те дни, когда — без преувеличений — дымился весь мир, когда сотрясали планету события гораздо больших масштабов, когда вплотную приблизился к нам смертный рубеж, высвечивающий небытие, когда казалось, что все человечество, утратив разум, ринулось в воронку самоуничтожения, на публикацию в специализированном научном журнале мало кто обратил внимание. Мелькнуло несколько сообщений в новостных лентах, и все. Сенсация, конечно, все равно была, были обвинения в торопливости, легковесности, даже в фальсификации данных, были письма в редакцию, были требования провести «независимую экспертизу», профессор Ганка что-то на них отвечал, но все это не вышло за пределы узких научных кругов.
Мир этой сенсации не заметил.
Мир в эти дни обсуждал скандальные претензии кинозвезд, которые не получили визы на Терру.