Андрей Столяров

Это странное ощущение. Будто я, в общем оставаясь собой, переместился в какую-то совершенно иную реальность. Все вро­де бы то же самое и одновременно — совсем другое. Вот и Ан­дрон сегодня — совсем другой. Не такой, как вчера, полуразобранный, вдрабадан, несущий маловразумительную ахи­нею то про арконцев, то про явление Иисуса Христа, а такой, каким я привык его видеть: в костюме, при галстуке, свежень­кий, аккуратный, при­чесанный, волосок к волоску, благоухаю­щий приятным одеколоном, и все-таки, все-таки — совершенно другой. Отчуждающий холод наполняет его глаза. Брови чуть вздернуты, образуя вопросительные морщинки на лбу. Мы как будто два разных биологических существа. Насекомое и насе­комоядное. Добыча и хищник. Если бы только знать, кто есть кто. Мне хочется его просканировать. Риск все же слишком велик. Да и ни к чему рисковать. Я и так догадываюсь, что он хочет у меня выяснить.

И Андрон говорит:

— Так вот, двое экспертов сегодня эмигрировали на Терру. Думаю, что это только начало. Так вот, скажи: ты не собираешься уйти вслед за ними?..

А с Дафной у нас этим утром ничего толкового не вырисовывается. Уже через час весь ее стол оказывается усеян лис­точками с головоломными терминами, кривоватыми схемами, графиками, не­бреж­но набросанными картинками. Таков ее способ думать — не­пременно с карандашом в руках. Я к нему приспособился, поскольку с Даф­ной особенно не поспоришь. К тому же я чувст­вую, что она нервничает не меньше меня. Наконец отбрасывает карандаш и говорит, что никакие подозрения Лавенкова ее не волнуют.

— Можешь быть спокоен, он ни о чем не догадывается. Просто смутное подозрение, что в Центре происходит что-то не то. Но ведь конкретики у него явно нет. А вот Лорд — это да. Лорд — это серьезно. Ты уверен, что он пытался тебя сканировать?

Я еще раз, тщательно подбирая слова, описываю ощущения, которые испытал, когда мой мозг начал окутывать теплый ту­ман.

— Да, похоже — сканировал, — задумчиво говорит Дафна. — Знаешь, нам надо бы научиться ставить защиту.

— Тогда любой сканнер нас точно вычислит, — возражаю я. — Защита будет сверкать, как стекла в солнечный день. Я же те­бе об этом рассказывал. А тут… ну что Лорд смог понять из моих мутных эмоций? Кстати, ты очень вовремя бросила свою эсэмэску.

— Увидела, что надо тебя выручать… А Лорд, я думаю, все-таки что-то понял… Не случайно же он обратил внимание на твой английский язык.

— Англо-американский — так он выразился…

— Ладно, не перебивай! Между прочим, у Лорда есть устойчивая привычка — задавать самый важный вопрос в конце разговора. Я это не раз подмечала. Затем, наверное, чтобы застать оппонента врасплох. Но ты ведь и в самом деле стал говорить зна­чительно лучше. Это всем очевидно. Это демонстративный факт. У тебя те­перь встречаются такие неожиданные кон­струкции, ко­торые од­ной разговорной практикой не объяснишь. Опять же сло­варный запас вырос раз этак в пять. Идиомы всякие появились. А если вдобавок выяснится, что ты начал понимать итальянский, немецкий…

— Французский чуть-чуть…

— Знаешь, я как раз хотела тебе сказать… Я вчера сидела в номере у Ай Динь, и кто-то ей позвонил. Раз­говаривали они, разумеется, по-китайски, но я не­ожиданно ста­ла догадываться, о чем идет речь. Не понимать, а вот именно что дога­ды­ваться, немного улавливать смысл. Вот тебе тоже — демон­стративный факт… Сколько мы еще сможем держать это в тайне? Сколько мы еще сможем скрывать, что перестаем быть людьми? Или — что мы становимся какими-то другими людьми, биологически отличающимися от стандартной конфигурации хомо сапиенс? Рано или поздно, но нас непременно разоблачат. Да хоть сегодня промелькнет у кого-нибудь в голове такая мысль.

— Не надо драматизировать, — подумав, говорю я. — В конце концов данный феномен можно объяснить и коллективным инсайтом. Мы же тут все слегка сдвинутые: естественно, что у нас возникает психологический резонанс — мы как бы «накачиваем» друг друга сходными когнитивными состояниями. Что-то вроде сектантских радений, когда адепты после долгих и горячих молитв, вдруг начинают воочию видеть бога. Экзальтация затем прогорает, но ощу­ще­ние… ощущение трансцензуса остается.

— Это несерьезно, — академическим тоном произносит Дафна. — Ты что, не знаешь людей, которые составляют наш Комитет? Ты на лица их посмотри. Расскажи им про эк­зальтацию, про трансцензус, про психологический резонанс… Можешь еще попробовать через метод «глу­бинного по­гружения» объяснить… Уверяю тебя, все это тут же будет ква­лифицировано как зомбирование. Мы в их глазах не­медленно превратимся в инопланетных агентов, в кукол, за­программированных арконцами против людей. Какой в этом слу­чае будет наша судьба?

Голос у нее лекторский, монотонный, но мне за размеренными интонациями почему-то чудится крик.

— Ладно, давай работать…

Дафна, не глядя, тянется за карандашом. Пальцы не достают, она нетерпеливо барабанит ими, пытаясь его нащупать, и я вдруг вижу, как карандаш, будто притянутый магнитным полем, сам подползает к ней.

— Стой!

Она замирает.

— Дай-ка сюда!