В памяти об этих минутах сохранилось очень мало воспоминаний. Скажу одно: рубиться было
легче.
Дым, дым, дым, летят искры, дышать нечем, глаза слезятся, голова кружится... Кто-то
передавал мне ведра. Я выплескивал воду за стену. А иногда — на стену. Огонь полз по ней, как
будто это был не камень, а обыкновенная древесина... Ну чему там гореть, чему?..
А вот внизу топлива по-прежнему было вдосталь — полный ров фашин. Когда я выплескивал
очередное ведро в этот гигантский костер, у меня возникало твердое ощущение, что все зря. Что мое
ведерко этому огню — как носорогу комариный укус, и даже меньше. Вода, наверное, вся
испарялась, не успев даже долететь до пламени.
Осознав, что больше не выдержу, спрыгнул вниз, во двор замка. Кто-то тут же облил меня
водой. Шипение, облако пара... Черт, надо было сначала кольчугу снять, а потом уж лезть наверх! Но
все мы задним умом крепки...
Снял пояс с мечом, стянул кольчугу и капюшон. Щит у меня все-таки хватило ума скинуть,
прежде чем полезть на стену — вот он, валяется в сторонке. Положил рядом остальное железо — и
снова наверх.
Будем надеяться, никто не сопрет. Оказавшись на стене, заметил, что, хотя дым и стал гуще,
пламя вроде бы немного опало. Наверх как раз подтягивали средних размеров бочку. Мы с каким-то
долговязым малым вдвоем вытянули ее на стену. Я снова поразился силе Андрэ де Монгеля — в
моем родном времени такой аттракциончик мог проделать разве что старина Шварц в
«Терминаторе». А здесь: поднатужился — и на раз-два... Долговязый, надо отдать ему должное, тоже
не подкачал. Положили бочку на парапет, наклонили вниз. Аккуратно наклонили. Залив один
участок стены, перешли к другому. Там было посвежее. Я увидел, что с другой стороны рва суетится
куча народу. Не только горожане — много и наших солдат. Кто-то закидывал огонь землей, кто-то
таскал ведра, выстроившись в такую же, как у нас, живую очередь.
Когда бочка опустела, я поднял ее над головой и чинно спустился по лестнице, мимо людей,
передававших ведра с водой. На самом верху стояла молодая женщина. Она была очень красива. Это
было заметно, несмотря на то что волосы ее, мокрые от пота, липли к щекам, а дорогое платье
растрепалось и испачкалось в саже.
Я отдышался и полез на стену в третий раз. Мог бы и не лезть — борьба с огнем, в общем и
целом, увенчалась победой. Но мы еще долго выливали вниз воду. Я даже подумал: может, местные
хотят заодно и ров водой наполнить?
Наконец наверх пошло последнее ведро. То есть не самое последнее — отдельные энтузиасты
еще тащили воду, но только лишь для того, чтобы не выливать ее посреди двора. Пожар был
потушен. По-прежнему, конечно, омерзительно воняло гарью, но воздух более-менее очистился от
дыма, и огня уже и в помине не было.
Только собрался — в последний уже раз — спуститься с лестницы во двор, как заметил, что
рядом со мной стоит тот самый долговязый малый, с которым мы втягивали наверх бочку. Судя по
его взгляду, он меня тоже узнал. В руке долговязый держал факел (только при его свете и можно
было хоть что-то разглядеть в наступившей темноте). На вид ему было лет тридцать пять — сорок.
Черт лица толком не разглядеть — вся рожа в саже. Бороды у него не имелось, но зато
наличествовали усы. Красивые, наверное... были. Пока не обгорели.
Внезапно я понял, что испытываю к этому человеку какое-то необъяснимое теплое чувство.
Наверное, все дело было в совместном вытягивании бочки.
В общем, сразу уходить со стены я раздумал, а вместо этого сказал, кивнув в сторону парапета:
— Не понимаю, что тут могло гореть? Сплошной же камень...
Чумазый долговязый покачал головой.
— Не совсем, — сказал он. И начал, помогая себе руками, обстоятельно объяснять: —
Понимаете, стена как делалась? Два частокола (ладони напротив друг друга), между ними — земля
(горизонтальное движение кистями), ну а поверх — камень (тут долговязый сделал руками такое
движение, будто бы брал в руки невидимый шар). Только стена старая, давно починить надо было,
камни кое-где отвалились, а кое-где держались только на честном слове. Ну а под ними —
древесина. Да и к тому же, пока они в первый раз лезли, мы их сверху кипящим маслом угостили.
Вот потому оно потом так хорошо и занялось... Я кивнул:
— А, ну тогда понятно...
Мы стали спускаться вниз. Львиную долю внимания я тратил на то, чтобы не поскользнуться
на мокрой лестнице. Чтобы избежать этого, приходилось вцепляться в перила. Как я по ней с бочкой
шел — уму непостижимо...
Но вот наконец и твердая земля. Во дворе — темно, как у негра в... за пазухой.
— Ты не мог бы мне посветить? — попросил я своего долговязого спутника. — Я тут где-то
оставил свое оружие. Хотелось бы найти, но чувствую — будет непросто.
— Это точно, — согласился долговязый, поводя факелом из стороны в сторону.
Я пнул пук соломы. Под ним обнаружился глиняный горшок. Обогнул телегу, раскидал ворох