На втором этаже в комнате с длинным балконом меня угостили шербетом и засахаренными
абрикосами. А также всякой другой всячиной. Когда я поел и задумался, о какую занавеску
незаметно можно было бы вытереть руки, возникла все та же девушка с полотенцем и чашей воды.
В отличие от графа Альфаро, Иосиф бар Ицхак в то время, когда мы лакомились сладостями,
старательно избегал разговора о делах. Даже и после того, как мы помыли руки, еще некоторое время
мы говорили о разных пустяках. Наконец, в разговоре наступила определенная смысловая пауза,
которую следовало заполнить ответом на наверняка интересующий Иосифа вопрос: зачем я приехал?
— У меня есть просьба... — За время нашей беседы я так и не определился, как называть
своего собеседника. Полагаю, скажи я что-нибудь вроде «господин Иосиф», старик удивился бы еще
сильнее, чем ведьма Рихо в свое время. С другой стороны, «тыкать» и называть его просто по имени
тоже как-то не получалось, поскольку хозяин дома был старше меня раза в два. — У меня к вам
просьба. Мне нужны деньги.
Иосиф, не поднимая глаз, согласно покивал головой. Видимо, эту причину он и предполагал с
самого начала.
Я мысленно вздохнул. Был, конечно, риск, что Иосифа хватит кондратий, но о размере суммы
надо было сообщить с самого начала.
— Мне нужно приблизительно сто — сто пятьдесят золотых марок.
Старик перестал покачивать головой. Поднял голову. Недоверчиво посмотрел на меня:
— Простите, сколько вы сказали?..
— Сто пятьдесят. Золотом.
На лице Иосифа бар Ицхака отразилось сильнейшее замешательство.
— Но...
Он осекся. Наверное, хотел спросить, зачем мне понадобилась такая огромная куча золота, но
так и не решился.
Я решил объяснить:
— Я собираюсь начать войну. А для того чтобы начать войну, мне нужно войско. А для того
чтобы нанять и содержать войско, нужны деньги.
Старик беспокоился все больше. Он тер руки, посматривал то на меня, то вбок, ерзал на
месте...
— Когда мы победим, я верну вам все до последнего медяка. Может быть, не сразу — но
верну. Даю слово чести.
— А вы знаете, господин Андрэ... ведь король Педро запретил сейчас всякие войны. Говорят,
одного рыцаря он даже повесил, когда тому вздумалось пренебречь приказом и начать войну со
своим соседом...
— Повесил рыцаря?.. По-моему, вы что-то путаете. Рыцарей не вешают. Это позорная смерть.
— Именно так, — уверенно возразил Иосиф. — Именно так это и было, поверьте моему слову.
В некотором смысле вы правы — сначала его лишили рыцарского достоинства, а только потом
повесили... Конечно, все люди благородной крови возмущены, но король Педро говорит, что
поступит так со всяким, кто до конца перемирия с маврами — а ведь пока неизвестно, продлится ли
перемирие еще на три года или нет, — затеет войну в его королевстве...
Старик продолжал что-то говорить, а я подумал: «Да чтобы из-за какого-то паршивого короля
я отказался от мести? Ну уж нет!..»
— Не думаю, что Педро будет на меня в большой обиде, — сказал я вслух. — В конце концов,
он христианин, а я собираюсь воевать с врагом христианства.
— Вы хотите напасть на мавров? — уточнил старик. — Не дожидаясь конца перемирия?
— Нет, не на мавров. Можно сказать, я собираюсь бороться с внутренним врагом.
Беспокойство на лице моего собеседника достигло сильнейшей степени. Я вспомнил, что он
говорил о погромах, вызванных проповедью крестового похода. Похоже, христиане этого времени
считали первым своим врагом сарацин, а врагом номер два — евреев.
Уж не решил ли этот старичок, что я прошу у него денег для того, чтобы начать поголовную
резню иудейского племени?
Я снова вздохнул. Я не хотел открывать ему все карты, но, похоже, без этого было не
обойтись.
— Я назову вам имя своего врага, но хотел бы, чтобы то, что я скажу, не покинуло пределы
этой комнаты. Вы можете пообещать мне это?
— Да, конечно. — Иосиф, заинтересовавшись, придвинулся поближе.
— Дон Альфаро, граф де Кориньи.
Уже не раз, когда произносилось это имя, я наблюдал весьма красноречивую реакцию.
Поэтому я внимательно следил — исключительно ради интереса, — как прореагирует Иосиф бар
Ицхак.
Когда он услышал имя Альфаро, он никак не показал своего отношения. Точнее — постарался
не показать. Я заметил, как сжались его челюсти и как — всего на мгновение — сверкнули глаза.
— Вы... — произнес он после очень долгой паузы и снова умолк, должно быть, подбирая
слово...
Я его перебил:
— Глупец, вы хотите сказать? А граф Альфаро непобедим?
— Вы очень храбрый человек, если собираетесь враждовать с ним. Все, прежде объявлявшие
себя его врагами, сейчас лежат в земле. Даже когда против него выставлялось войско, в десять раз
превосходящее его собственное, он побеждал. Его враги начинали грызню между собой, или
предводители войска неожиданно умирали, или солдат косила какая-нибудь ужасная болезнь...
— Вы первый, кто не говорит мне прямо, что граф Альфаро — колдун.
— Я думал, вы знаете. Все это знают.