Андрей Смирнов

огонек, четвертые искали подобные ему частицы, пятые – формировали к ним путь.

Из комнаты со свечами и темными стенами я переместился в коридор, стены которого

состояли из терновника; стебли шевелились, словно вялые змеи; иглы раскрывались, словно рты,

показывая языки и ряды аккуратных ровных зубов. Один из шипов проглотил золотой огонек, мне

пришлось вскрыть его, чтобы извлечь частицу Лицемера и присоединить ее к той, которую я

забрал в комнате со свечами.

Следующая частица пряталась в комнате с безумными лестницами; еще одна – в

пространстве, перекрытом огромным количеством веревок с развешанными на них полотнами.

Кроме самой первой, ни одна из этих частиц не содержала каких-либо воспоминаний; это были

всего лишь элементы расщепленной и разбросанной по Цитадели души. Но последующая частица

такое воспоминание содержала – это была память о том, как мы подготавливали воскрешение

Истязателя: поскольку я был одним из ее участников, то знал ее содержание – но теперь, забирая

огонек из желудка двухголовой рыбы, плавающей в водяном пузыре над раскаленной радугой, я

мог взглянуть на те же события глазами своего брата.

***

…в мире серого ветра, на островке земли в центре бушующего вихря, трое Князей заняли

свои места вокруг обнаженного молодого человека, распростертого на камне – человек не дышал, но и не казался мертвым… возможно, потому что человек этот никогда еще не жил: его тело было

произведением магического искусства, особенным сосудом, предназначенным вместить дух

четвертого Князя, незримо присутствовавшего здесь же – ибо иначе воплотить Истязателя было

невозможно.

Отравитель медленно провел теневой рукой над телом и сказал:

– Я не ощущаю в нем ничего, что могло бы предать Хозяина Боли.

Тогда, в обратном направлении, над телом провел рукой Лицемер и сказал:

– Я не ощущаю в нем никакой явной или скрытой лжи.

Кукловод – а красивое и сильное тело было творением именно его рук – рассмеялся:

– Поразительно! – С издевкой в голосе воскликнул он. – Предательство и Ложь

подозревают меня в предательстве и лжи! Я тронут до глубины души, мои дорогие братья! Как же

приятно вновь ощутить себя в теплом, дружном, семейном кругу!

Каменная маска молча повернулась к Кукловоду – как всегда, равнодушное выражение на

ней осталось неизменным. Отравитель усмехнулся правой, мертвенной половиной своего лица.

– Я принимаю твой дар, брат, – прошептал серый ветер. – Принимаю не глядя и не ища

подвоха. Любая перемена будет лучше состояния, в котором я пребываю так долго…

– Мы не можем дать тебе обычное воплощение, – сказал ветру Лицемер. – Не можем

вывести твою силу через твои бисуриты. Не можем произвольно обратить поток твоей силы в

прежнее течение. Не можем подняться в Эмпирей и убить Бога Гнева для того, чтобы сила,

которая насыщает его, снова вернулась к тебе. Все, что мы можем – дать тебе эту куклу, в которую

твоя сила будет просачиваться по капле; ты будешь с нами, но тем, кем ты был прежде, ты уже не

будешь.

– Я знаю, – произнес ветер. – И я это принимаю.

– Это хорошая кукла, – заявил Кукловод. – Я долго над ней трудился. Я раздобыл частицы

твоей силы и использовал их, создавая Холок, Шэ, Тэннак и Келат. Его Тобх чист и открыт для

тебя, а Анк подобен зародышу, что скорее свойственно смертным, чем бессмертным. Я бы не

сумел сотворить Анк, достойный тебя, и потому я предлагаю тебе развить его со временем

самому.

– Из боли и страданий я сделал кровь и течение энергий в Шэ и Тэннаке, – сказал

Отравитель. – Сотни существ были принесены в жертву для того, чтобы совершилась эта алхимия.

– Отдай мне себя, мой брат, – сказал Лицемер. – Я поглощу тебя без остатка и дам тебе

новую жизнь. Ты был самым старшим из нас; родившись заново, ты станешь младшим. Ты

потеряешь все, но снова сможешь жить.

– Да, – сказал ветер. – Я согласен.

И тогда трое Последовавших протянули друг другу руки ладонями вверх: левая рука

Кукловода легла поверх правой руки Отравителя; левая Владыки Ядов – поверх правой руки

горбуна в маске; а левая Лицемера – поверх правой Повелителя Марионеток. Духовный яд

Отравителя выплеснулся за пределы острова и соединился с ветром, заставляя некоторые его

потоки изменить свое движение. Вой ветра сделался оглушительным, его движение ускорилось –

и еще, и еще – захлестывая остров, кроша камни на его границе, и затем этот ветер тремя

потоками втек в соединенные руки Князей и в ротовое отверстие каменной маски – и тогда вой

урагана стих и настала оглушительная тишина. Лицемер наклонился и приблизил маску к лицу

юноши; когда он выдохнул, поток воздуха из его рта проник в рот юноши и его легкие. Юноша

вздрогнул и выгнулся дугой; он стал судорожно хватать ртом воздух так, как будто бы не мог

надышаться. Лицемер встал ровно. Юноша еще содрогался, но меньше; дыхание его

успокаивалось.

– Это не обычное тело, – сказал Отравитель. – И ему потребуется соответствующее имя.

Он не может зваться как обычный смертный и не должен зваться, как один из нас, чтобы о нем не

стало известно преждевременно.

– Это тело, – сказал Кукловод. – Соединяет в себе свойства смертного и бессмертного,