Всеми своими тонкими чувствами я попытался ощутить присутствие брата – но кукла
оставалась мертва, и ощущения вязли в ней, как в вате. Оставаясь в рамках околочеловеческого
восприятия, ничего почувствовать уже было невозможно, но я, конечно же, вовсе не обязан был
ограничиваться только им. Помимо основного облика, на котором я сосредотачивал свое внимание
и с которым я зачастую ассоциировал себя-настоящего, я располагал множеством других форм: существа, потоки сил, многочисленные бисуриты, области в различных мирах и сами миры – все
это являлось составляющими частями моей природы бога. Отвлекаясь от единичного облика, я
распространил свое внимание по пронизывающей Сальбраву стихии яда и порчи – стихии, которая
была моей настоящей, подлинной природой. Восприятие бога, неописуемое человеческим языком
– многомерное, неизмеримое, охватывающее одновременно великое множество вещей и видящее
их так, как иное существо не может и представить – сконцентрировалось на Центарне, на Долине
Казненных, на алтаре и фигурке на нем, и путь, вернее – след пути – был найден. Я скользнул по
этому следу, снова сжимаясь до единственной формы – также, как человек, способный охватить
взглядом некое пространство, сосредотачивается, при необходимости, на единственной детали или
на действии, совершаемом в этом пространстве.
В виде потока теней я проскользнул по извилистому пути в безумие – пути, подобному
тому, через который немногим ранее Истязатель протащил меня самого. Времени прошло совсем
мало, но часть резервов энергии и тонких защит я успел восстановить. Я не собирался рисковать и
задерживаться в Цитадели более, чем это было необходимо: нет, на этот раз – никаких попыток
укротить силу Безумца и пробиться к ее сердцевине. Я найду брата и тотчас же покину это место.
Я оказался в комнате, стены которой состояли из темноты. В комнате плавало несколько
горящий свечей, летали феи, безголовые птицы и длинные, похожие на червей, мотыльки. Почему
я здесь? Где Лицемер?.. Одна из свечей привлекла мое внимание – ощущение личности брата,
совсем слабое и неверное, связывалось почему-то с ней. Я подплыл ближе и сменил облик тени на
тот, который после воскрешения стал моим царственным обликом Князя – после чего протянул к
свече одновременно обе руки. Даже не к самой свече – она была лишь декорацией – а к ее
золотистому огоньку, казавшемуся неуловимо знакомым, ибо таким же сияющим, чарующим и
восхитительным был изначальный текучий царственный облик Лицемера, похожий на поток
золотистого пламени: по праву мой брат в те далекие времена считался одним из самых
прекраснейших созданий Сальбравы.
***
…высокий зал, повсюду – статуэтки и изображения Мольвири и ее праведной свиты, запах
благовоний, звенящая тишина, которая бывает только в храмах и которую не нарушает негромкий
разговор пожилого жреца с остановившимся взглядом и пришедшего в храм путника – горбуна в
рваной хламиде.
– Мне нужна кукла, – сказал Лицемер. – Хорошая и умная кукла, которую я мог бы
оставить на острове вместо себя. Эн-Тике отнимает слишком много времени; а у меня этого
времени нет.
– Чем же ты собираешься заняться? – Спросил Кукловод устами старого жреца; слова
звучали так, как будто бы некто, не понимающий ни значения произносимых слов, ни интонации, с которой их следовало выговаривать, механически, заучено повторял то, что некогда услышал и
запомнил.
– Тебя это не должно беспокоить, – ответил Лицемер. – Я даю тебе шанс доказать на деле,
что ты не предатель и не шпион. Не заставляй меня жалеть о своем решении…
– О, конечно, брат мой! Конечно…
***
Сомкнув пальцы, я окутал золотистый огонек сохраняющей и защитной силой
соответствующих Имен – рассудив, что от контакта с моей собственной магией, неразрывно
связанной с отравой и порчей, ничего хорошего не выйдет – по крайней мере здесь, в месте, законы которого постоянно менялись. Любое смещение баланса в ту или иную сторону – и моя
сила может непроизвольно повредить частицу личности и памяти Лицемера – которую, напротив, хотел бы уберечь от дальнейшего распада.
Не оставляло сомнений, что упорство Князя Лжи сыграло с ним дурную шутку: в то время
как Кукловод бежал из страха, а я отступил, трезво оценив свои возможности – Лицемер и Палач
задержались в Цитадели больше, чем это было допустимо. При том Лицемер, чья сила и сущность
некогда были непоправимо повреждены, был уязвим для разрушительных энергий Цитадели в
значительно большей степени, чем кто-либо из нас. Мой брат полагался на Имена, но безумие со
временем разъедало даже их – и, вероятно, он и сам не заметил, как его индивидуальность стала
распадаться на части. Возможно, он боролся, но проиграл; возможно, сам пошел на поводу тех
иллюзий, которые сотворила для него Цитадель, поскольку уже не был в силах адекватно оценить
происходящее. Так или иначе, Цитадель его поглотила – и теперь мне предстояло отыскать
частицы его индивидуальности и собрать ее заново.
Я сотворил несколько заклятий, вновь прибегнув к Истинной Речи – одни стабилизировали
мое собственное состояние, другие – окружающий мир, третьи обеспечивали защитой золотистый