Андрей Смирнов

посланцем? Ильсильварская ересь могла раздражать их не меньше, чем Князей Света. Нужно

понять волю тех, с кем была связана сила орденского Ключа — понять и учесть прежде, чем

принимать решение.

Ум Огинейза погружался вниз, в бездонные ущелья, в ямы, в которых таятся слепые змеи,

в подземные пещеры, населенные устрашающими созданиями тьмы. Сквозь мутный дым и

кружащийся пепел, сквозь ядовитый пар и миазмы Преисподней — вниз, все глубже и глубже, дорогами призраков и теней, путями, могущими быть открытыми лишь тому, кто верно настроил

свой дух. Духовное путешествие Магистра не состояло в одном лишь созерцании Нижних Миров:

эти Миры жили в нем, и проникновение в них одновременно означало и проникновение в глубины

своей собственной души. Каким-то непостижимым образом внешнее и внутренее сходились

воедино: внутри самого себя Огинейз созерцал Сальбраву, величественную и необъятную, токи ее

энергий были его кровью, ее скалы — костями, ее воздух — воздухом в его легких, ее обитатели

— его напряженными нервами. Сходя вниз, в миры демонов и внутрь себя самого, там, в глубинах

собственной души он обретет искомое знание и отыщет ответы: услышит эхо голосов тех, кто

возлежит на Дне или тех, кто к ним приближен, и поймет, каково участие Тьмы в предстоящем

походе и в чем состоит замысел Князей Дна — если, конечно, таковой замысел относительно

Ильсильвара у них вообще есть.

Он погружался все ниже, но не достиг еще и середины пути, как ощутил взгляд и

присутствие. Ядовитых миазмов стало больше, незнакомые тени танцевали в дыму, сочились

соком странные растения в зловещих темных лесах. Созерцая все это, одновременно Огинейз

увидел себя в своей комнате, в Асфелосте. Комната изменилась: тени танцевали и тут, стены

искажались, словно состояли из плавящегося воска, а там, где они оставались целыми, по ним, словно струйки черной воды, скользили проворные змейки. Ощущение присутствия усилилось,

пространство смотрело на Огинейза со всех сторон, и от этого взгляда было не скрыться; ему

показалось вдруг, что великан с глазами, расположенными на стенках желудка, проглотил его и

теперь разглядывает, одновременно переваривая, и что Нижние Миры, которые созерцал Огинейз, были не только частью его души, но и частью души великана, и что великан, безусловно, имел над

ними куда большую власть, чем он. Его сознание искажалось, а порядок вещей становился

другим; в какой-то момент он понял, что получит ответы, которые искал, но и сам прежним уже не

будет. Он осознал вдруг, что на совете Магистров видел лишь один из множества обликов

Гхадабайна, и что этот демон намного сильнее, чем ему показалось тогда.

— Огинейз… — Прошептала тьма. — Огинейз Хабул Китод, я помню тебя…

Перед внутренним взором Магистра вдруг пронеслась картина из далекого прошлого:

носилки с раненным министериалом, полевой госпиталь под Льюхвилом, и мальчик четырнадцати

лет — новобранец, помощник лекаря — выполняющий тяжелую и грязную работу, полагающуюся

новичку. В какой-то момент их глаза встречаются, и во взгляде мальчика клубится та же темнота, которая смотрит на него сейчас со всех сторон и от которой невозможно спрятаться или убежать, и Огинейз не знает: искажается ли его память, или же, напротив, он вспоминает то, на что не

обратил внимание тридцать семь лет назад, упустил из виду, забыл, не захотел замечать. Действие

замирает, взгляд длится и длится, остальные части картины — госпиталь, раненные, собственные

бытовые заботы и мысли тогдашнего Огинейза — все это тает и растворяется в тенях, и в конце

концов в них растворяется и сам мальчик, и остается только его взгляд.

— Огинейз… — Шепчет тьма. — Приди ко мне. Будь со мной. Ты так долго искал меня,

не зная, что ищешь. Теперь ты нашел.

— Да. — Отвечает Магистр, ибо происходящие в его внутреннем мире перемены таковы,

что он не смог бы ответить отказом, даже если бы захотел. Но он не хочет. В этой темноте,

одновременно убивающей его и наполняющей его своим соком, своей силой и цельностью, он

наконец обретает понимание того, что происходит. Грядет новая война, она затронет все миры, и

небеса, и преисподнюю, и война в Ильсильваре — лишь крошечная часть этого вселенского

конфликта, предсказанного пророками давным-давно.

— Они не знают, — шепчет тьма, и Огинейз понимает, что речь теперь идет о прочих

Магистрах. — Они еще слепы и не способны понять. Но ты не таков. Ты выбрал верно, и твой

прежний путь окончен. Будь со мной. Служи мне, и я дам тебе все.

***

...В Джудлисе, столице Эйнавара, Речного Королевства, в уютном двухэтажном домике на

Кривоклонной улице, второй час шел обыск. Джанго Хабера Эйка, толстого пожилого звездочета, прибывшего в столичный Университет менее года тому назад для чтения лекций по астрологии и

подозреваемого ныне в распространении еретической литературы, уже увели. Профессор все

отрицал, рассказывал сказки о том, что ильсильварские книги нужны ему для работы, а если и есть

среди них что-то запретное, то исключительно в единственном экземпляре и только для нужд

самого Джанго...

— Для каких это нужд вам понадобились еретические книги? — Презрительно спросил у