Андрей Рублёв, инок

– Да что ищете, хоть объясните, – попросил Андрей.

– Что ищем, то непременно сыщем.

Пантелей и Елезар тоже ходили, как привязанные, за служильцами. Те усердно перерывали старый хлам в амбарах, на кузне, спускались в подполы житниц, изучали внутренности пустых бочек в медуше.

Игнатка забился в вымахавший заново бурьян возле тына и следил за сыском оттуда. Алешка сосредоточенно грыз палец, сидя на срубе колодца.

– Эй!

Отрок от неожиданности чуть не сверзился в колодезь. В трех шагах позади сруба стояла девка и тихонько звала его.

– Пойдем!

– Да ты кто? Откуда? – Он перевел изумленный взгляд на ворота, где караулили двое служильцев. Мимо них и мышь бы не проскочила незамеченной, не то что деваха.

– Боярышня за тобой послала, – таясь от рыщущих по двору дружинников, вполголоса объяснила она.

– Какая… – хмуро начал Алешка, но опять покачнулся и ухватился за скат над срубом. Он вспомнил сенную холопку, провожавшую его из дома боярина Морозова. – Тебя как пропустили?

– Так то ж наши дворские, Федоска с Архипкой. Знают меня как облупленную.

– А я думал княжьи? – полувопросил отрок.

– Наполовину княжьи, – натужно шептала девка, гуляя глазами по сторонам. – Ну идешь, что ли? Боярышня тамо заждалась! У нас тоже страсть чего творится. Аж сам князь приехал! Да без боляр!

Алешка вскочил, но тут же растерялся.

– Да как же… раз князь в доме…

– Да ничо, – махнула рукой холопка. – Такой заполох, что тебя и не приметят.

– Пошли, – решился он.

Сторожевые на воротах беспрепятственно пропустили обоих, несмотря на Алешкины опасения. Оказавшись на улице, они кинулись бегом. Пересекли площадь с Успенским храмом, выложенную крестообразно мостовыми, а по углам обраставшую зеленями, на которых вышагивали гуси. Затем широким крюком обогнули тын большой морозовской усадьбы. Пошептав что-то умильное сторожевому, девка провела Алексея во двор, потянула сразу на зады, между служб и житных амбаров. Каких-то следов заполошности он не нашел, сколько ни старался. Правда, служильцев и коней на переднем дворище было многовато, да и только.

Воровато оглянувшись, девка остановилась у сеновала с пристроенным навесом, под которым высилась доверху копна сена, подпертая жердями. Открыла дверь и, ни слова не говоря, подтолкнула внутрь Алешку. Задохнувшись от волнения, с бьющей в висках кровью, он замер в полоске света. Дверцу холопка не то чтобы закрыла – оставила чуть приотворенной.

– Наконец-то! – послышался сбоку сильный девичий шепот. – Ну чего стоишь? Иди сюда.

– Куда – сюда?

Алешка одурел от могучего, застоялого духа свежего сена. В горле пересохло, и голос отвратительно задрожал, срываясь.

– Тише ты! Ну сюда же.

Он почти вслепую пошел на зов. Обогнул поперечные брусья, шагнул в узкий проход, лохматившийся колючими сухими стеблями. Тут его ухватило за руку и потянуло к стенке с маленьким окошком вверху. Он увидел близко лицо боярской дочери, выплывшее на него из полутьмы, и послушно стал переставлять ноги. Дойдя до конца прохода, где было светлее, отроковица бухнулась на охапку сена, звякнув тонкими серебряными колтками на висках.

– Постели себе и садись. Тут не помешают, не до того всем.

Алексей бездумно совершил требуемое и преданно уставился на боярышню.

– Ну чего вылупился. Сказывай.

– Что сказывать?

– Как это что?! Дворские к вам поехали? На владычный двор?

– К нам. А чего ищут? – осторожно спросил Алешка.

– Да не чего, а кого! А не нашли еще?

– Да кого?

– А! – разочарованно протянула Алена. – Ты ничего и не знаешь.

– Ну тогда ты, боярышня, расскажи, – нахально предложил отрок. – Коли уж позвала.

– Помнишь, говорила тебе про гостя батюшкиного? Который в повалуше у нас живет? В прошлый-то раз ему подпругу подрезали, так он вовсе со двора выезжать перестал, все в оконце только глядит. А нынче ночью в него из лука стрельнули. Луна полная была, светло. Прям в оконце повалуши стрела влетела да в стену воткнулась. Ему только щеку оцарапало. Зато крику с ночи в доме! Страсть! Сперва на батюшку набросился. Ключник наш, Анфим, слышал, матушке поведал. А уж мне боярыня сенная шепнула. Потом вот сам князь пожаловал. И с князем тоже браниться стал! Это уж сама слыхала. Потихоньку в повалушу пробралась. Голова ведь от любопытства лопается, отчего этот постоялец наш такую власть имеет да зачем прячется. И тревожно, невмоготу. Вот Богу на ночь молюсь, а у самой перед взором этот… жилец встает. А глаза-то у него мертвые! Будто упырь какой!

Взбудораженная диковинными событиями и собственной повестью боярышня не заметила, как схватила Алексея за руку.

– Впрямь упырь, – пробормотал отрок, разглядывая в полусвете тонкие девичьи пальцы у себя на локте. – А про что с князем бранился?

– Кричал, будто наш князь его убить хочет! А что князь ему отвечал, того не слышала. Только тот себе послужильцев в охрану потребовал… А дальше меня батюшка за ухо взял, – виновато закончила она. – Потом слышала, как велено было дворским ехать на владычный двор, искать того, кто стрелял. Найдут, как думаешь?