Андрей Рублев

Чужеземец, римский купец Николо Путчини, для Новгорода редкий гость, а для Саверия – давний знакомец. Римлянин худощав и высок ростом. Лысая голова сидит на жилистой шее. Квадратный подбородок гостя выбрит до синевы. Лицо словно окаменело, а бесцветные глаза кажутся кружочками, вырезанными из высохшей осиновой коры.

Саверий многое знает о Николо. Для новгородца не тайна, что италиянец – глаза и уши Ватикана, что он частый гость у Тохтамыша, что не гнушается любым прибытком от торговли, даже пленниками, которых татары при набегах угоняют с Руси. Сегодня Николо появился у Саверия совершенно внезапно. Саверий недавно слышал, будто Николо убит в Византии, поэтому приход гостя его сначала напугал, но он все же усадил его за стол. Уже из первых слов беседы Саверий почувствовал, что Николо навестил его дом по какойто важной причине.

Николо, соблюдая вежливость, справился о здоровье семьи Саверия, обстоятельно интересовался торговыми делами, осторожно осведомился о нравах посадника и архиепископа, а потом рассказал о своем пребывании в Москве. Гость сокрушался, что его не пожелал повидать московский князь, хотя тому было известно, что Николо имел к князю устное повеление Тохтамыша.

Саверий, отвечая на вопросы, привычно ладонью гладил бороду, примечая, что Николо вкушает пищу, но редко прикасается к чаре с медом. Это невольно настораживало Саверия.

– Обижаться на князя Дмитрия тебе, Николо, не положено. Не захотел он повидать тебя, зная, что ты с вестью от Тохтамыша. Донской с ханами не шибко ласков, а Тохтамыша ненавидит за его набег в отместку за Куликово поле. Знал окаянный татарин, когда содеять злодеяние, ведь после Куликовой победы над вражинами Русь обезмужичела. Ты слыхал, что Тохтамыш в Кремле предал огню летописи с книгами?

– А почему московский князь дозволил татарам сделать такое вероломство?

Саверий, утихомирив вспышку гнева, отпив меда, спокойно сказал:

– Донской ответит перед Господом за то, что не смог пресечь татарское злодеяние. Но была тому причина. Князь, собирая воинство, застрял в Коломне.

– Но князь не должен забывать, что Тохтамыш могущественный хан. Его воспитал и поставил ханом в Сарае сам Тимур Самаркандский.[10]

– Слыхал про такого.

– О нем весь мир знает! На всех наводит трепет его имя. Он повелитель вселенной! Меч справедливости!

– Но к нам в Новгородскую землю он не ходок.

Николо перекрестился от удивления и уверенно сказал:

– Услышите о его походе, так сами от страха встанете на колени. Воля Тимура – ураган, все уничтожает на своем пути. Его орды неисчислимы. И самая неодолимая сила в них – барласы. Подумать страшно, сколько он стран покорил и испепелил. Копыта его конницы пеленой пыли застилают дороги его походов, а после них в Самарканд годами идут караваны с завоеванными богатствами.

– С награбленными!

– Иезус Мария!

Николо приложил палец к губам, продолжал шепотом:

– Досточтимый Саверий, остерегайся так непродуманно говорить о великом Тимуре! Не забывай, что у него везде уши, а твои купеческие дороги тянутся и за грани Руси. Тимур мстителен. За неповиновение он приказал сжечь Хорезм, а Ургенч сровнять с землей.

– Ты меня, Николо, не стращай. Тимуру не ступить ногой на Новгородскую землю. Она под охраной Божьих глаз.

– Должен признать, что, побывав во многих иных землях, нигде не встречал более самоуверенных людей, чем новгородцы.

Николо замолчал. А Саверий решил поинтересоваться:

– Пошто вести о себе не подавал?

– В иных землях свои дела вершил. Тебе ли не знать, как извилисты торговые пути. Иной раз к ним и другие дела примешиваются. Нам, купцам, все дозволено. С торговыми замыслами можем сочетать и замыслы наших владык. Укажу одного новгородского купца.

– О ком говоришь?

– О купце Мохоногом. Знаешь его?

– Как не знать! Крестный моего сына! Он, как я знаю, в Византию меха повез.

– А оказался в Самарканде! С мягкой рухлядью до самого Тимура дошел.

– Господи! Неужли Венедим и впрямь осмелился на такое дело?

– Осмелился.

– Но изладил-то все втайне?

– Ему было так приказано!

– Кем?

– Вот об этом мне и надо узнать. Только ты можешь мне помочь с ним свидеться и убедить его быть со мной откровенным.

– А пошто у тебя такая надобность?

Николо кинул взгляд на окна и двери, а убедившись, что они закрыты, ответил:

– Имею на то повеление Тохтамыша.

– Понял!

– Прошу тебя, помоги мне свидеться с Мохоногим. Тебе это сделать легко.

– Просишь о сурьезном. Со скорым ответом на просьбу не торопи. Надо мне к делу с разумением подойти, сперва надо с Венедимом свидеться и исподволь обо всем разузнать. Может, никому не положено знать о его тайном странствии.

– В память старой дружбы, Саверий, не откажи в помощи. В долгу не останусь. Хан тоже воздаст тебе отблагодарение.

– Плевать мне на ханскую благодарность! Только из-за старой дружбы пустил тебя за свой порог. Думаешь, не догадываюсь, пошто ты возле хана? Церковь твоя тебе сие повелела.

– Все так, как сказал. Саверий, обнадежь, что окажешь помощь.

– Сказал уж, для сего время надобно. Чего торопишься. Аль блохи кусают?

– Хан ждет от меня вестей.