Марков-то потом приезжал, но лишь на короткое время. Помню, как мы с ним дней пять ездили на машине, и я был у него экскурсоводом. Какой год, точно не скажу, но это какой-нибудь 1975-й. Ну, может, 1974-й. Потому что я уже знал всю территорию, все места, чтобы ему показать. Потому что в 1971 году меня еще во Владивостоке не было. В 1972-м все только начиналось, и я приехал в Кавалерово. Ну, а дальше во Владивосток приехал грек Старос — иммигрант, крупный специалист по вычислительным машинам.
Андрей Петрович это очень хорошо сделал, чтобы поддержать дальневосточную науку, чтобы она не была изолирована».
«То, что делал на Дальнем Востоке Андрей Петрович, — продолжает Ю. П. Баденков, — я называю классической академической российской школой. У него было академическое видение науки, которое, безусловно, шло от отца, если почитать философские, не специальные вещи Петра Леонидовича Капицы. А тот считал, что многое в Российскую Академию наук при ее становлении заложили немцы. Все наши корифеи от Ломоносова до кого бы то ни было — все прошли западную школу, получали образование в европейских университетах. И Андрей Петрович принес на Дальний Восток широкое понимание науки — то, чего в нынешней Академии уже нет…
Андрей Петрович, конечно, уже тогда понимал все значение для Советского Союза Тихоокеанского пространства. К чему мы сейчас только приходим. Ну, скорее не мы, а наши вожди. Но, к сожалению, мало что в этом отношении делается, хотя много говорится. То есть уже тогда Андрей Петрович имел представление о необходимости открытости нашей страны в Тихоокеанское пространство, в ту сторону. Об этом я могу судить даже по его поездкам: он летал и на остров Врангеля, и по Приморью ездил, и на Курильские острова, и на Сахалин. Хорошо знал территорию Дальнего Востока и ее проблемы».
«Андрей Петрович сделал своим замом по ДВНЦ Вячеслава Георгиевича Коноваленко, который до этого руководил комплексной Целинной экспедицией географического факультета МГУ и был административным руководителем Кустанайского атласа», — рассказывает Ю. Г. Пузаченко.
Ю. П. Баденков тоже хорошо помнит его: «При нем был Коноваленко — очень интересный человек. Полная противоположность Андрея Петровича — сухарь и еще очень дотошный. Вот его очень ругали. Потому что по существу он был — ну, нельзя назвать его „серым кардиналом“, но он реализовывал все практические вещи: строительство, финансирование, вот это все курировал. Своеобразный человек, тоже выходец с Географического факультета МГУ, а потом еще прошел „школу“ где-то в верхах, может, в Госкомитете по науке и технике при Совете министров, а может, в Верховном Совете СССР, в каких-то этих самых аппаратах, он такой „аппаратчик“ был».
Хотя впечатления от В. Г. Коноваленко могли быть и другими — например, у В. Е. Васьковского: «Важным делом было создание научно-исследовательского флота, организация его работы. В связи с этим, а также многими другими делами, нельзя не вспомнить Вячеслава Георгиевича Коноваленко, который работал с А. П. Капицей еще на Географическом факультете МГУ, а у нас стал одним из заместителей председателя Президиума. Этот интеллигентный обаятельный человек не чурался самых сложных дел, умел входить сам и втягивать других в рабочую и удивительно доброжелательную обстановку»[246].
«А еще у него Оборонко была, — вспомнил Ю. Г. Пузаченко. — Великолепная женщина! Ксения Степановна. Финансы ДВНЦ вела, и благодаря ей они у него всегда были чистыми». В ДВНЦ Ксению Степановну переманили из «Главвладивостокстроя» в Лесозаводске — она работала там бухгалтером и экономистом. А у Андрея Петровича Капицы возглавила планово-финансовое управление. Прекрасно работала сама и заставляла так же работать других. Например, меня. Приходила и говорила, что «деньги государство дает на науку», она не может распределять деньги сама, ей нужна помощь ученого секретариата на стадии подготовки документов, окончательное решение по которым принимал Президиум или А. П. Капица. Однако лучше может охарактеризовать ее отношение к ней Льва Яковлевича Гервица, командовавшего финансами Академии наук СССР, который пользовался полным доверием М. В. Келдыша, уважением Министерства финансов. Мне довелось наблюдать, когда отношения К. С. Оборонко с Л. Я. Гервицем только складывались[247].
«При Андрее Петровиче в ДВНЦ была создана мощная медицинская служба, — продолжает тему Ю. П. Баденков. — Вот как у нас в Академии наук в Москве: свой санаторий, как в Узком, академическая поликлиника, академическая больница. Он все это делал, все это понимал».