Андрей Капица. Колумб XX века

Ю. Г. Пузаченко рассказывал: «Позвонил мне Сергин — это уже Дальний Восток организовался, а СергИн (ударение на „и“) был замом по науке у Андрея Петровича в ТИГе. И вот он мне звонит: „Андрей Петрович меня просил с вами поговорить, не хотите ли пойти в Тихоокеанский институт географии на должность заведующего лабораторией, которую сами же создадите?“ А я ему: „Да нет, как-то я вроде об этом не думал, как-то я не того в этом плане…“ И пошел к Ковде (Владимир Абрамович Ковда — доктор геолого-минералогических наук, член-корреспондент АН СССР, профессор МГУ, директор Института агрохимии и почвоведения АН СССР в Пущине, автор учения об опустынивании и засолении почв. — Прим. авт.). А там очередь — я у него пять часов просидел! Ждал. И так и не дождался, чтобы он меня принял. Я плюнул и ушел! И уже мне было деваться некуда — там еще кое-какие события у меня случились, поэтому я звоню или Сергину, или Андрею Петровичу, уже не помню кому, что, в общем, я согласен. Тот сразу: „Приезжайте, осмотритесь!“ И мы поехали вместе с Алешкой Армандом. Потому что Андрей Петрович очень ублажал Арманда (Алексей Давидович Арманд — доктор географических наук, лауреат премии имени А. А. Григорьева, занимался геоморфологией и четвертичной геологией Хибин, автор теории „живой Земли“. — Прим. авт.), чтобы он перешел туда. Мы вместе с ним поехали для знакомства с местом и делом. Они всё оплатили — мы съездили, посмотрели. Алешка не согласился, ну а я решил, что можно, как говорится, попробовать себя. Плюс ко всему квартиру бронировали в Москве. А когда, скажем, уезжали в Новосибирск или в Пущино, в Иркутск — то квартиру не бронировали: уехал, и хана! А здесь Андрей Петрович добился бронирования квартир, что было очень сложно по тем временам, что для всех, кто едет в ДВНЦ на Дальний Восток, москвичей и так далее, квартиру бронируют!

Хотя, честно скажу, я не собирался на всю жизнь оставаться на Дальнем Востоке, потому что я москвич в пятом поколении, и мне мой Барановский переулок дороже всего. И Якиманка, где я родился и вырос. Я, может быть, мечтал о новых местах, об океане, о Дальнем Востоке, я о нем думал, временно допускал, но если бы квартиру не бронировали, не поехал. Двинулся бы куда-нибудь дальше. Ну, а так вроде ничего не теряешь — всегда можно, как говорится, „скинуться“. Туда я полетел со своей собакой, лайка у меня была. Ну, я ж не могу без собаки! Тогда было просто: летишь, а она под сиденьем спит. Билет на нее, как за багаж по ее весу, и справка, что она привита, — всё.

Так или иначе, я летел через Иркутск и заехал к ребятам, встретил меня Виктор Борисович Сочава, спросил: „А почему не к нам?“ — „Да, — говорю, — я уж подрядился, Виктор Борисыч, никак не получится“. — „А может, передумаете?“ И вот, прилетаю. В закрытом городе Владивостоке тогда ничего не было! Колбасы вообще в жизни никто не видел!!! Продавали только цыплят, которые сами подохли. И даже на рудниках — я знаю, я там работал: ни в Кавалерово, ни в Дальнегорске! Где-то год, лаборатории у меня еще не было, я жил в институте и спал на столе с собакой.

Президиум ДВНЦ находился в самом центре Владивостока, на Ленинской улице (ныне Светланская. — Прим. авт.), рядом с Гидрографической службой. И там же у ТИГа было помещение на первом этаже. Вот первое время я жил там. А как-то раз, по какой-то причине, деталей не помню, — ночевал у Капицы дома. Правда, без собаки — по-моему, откуда-то приехал. Я же там все время туда-сюда ездил! И познакомился с его семьей и женой — Евгенией Александровной. И сразу обратил внимание на то, что она его держала в ежовых рукавицах — накладывала ему на тарелку ма-а-аленькую порцию, чтоб он не толстел. А поесть Андрей Петрович очень любил!

Тогда еще к нему пришел тоже какой-то ученый, кто — не знаю, и Андрей Петрович ему с такой гордостью говорит: „Вот, молодой доктор приехал к нам работать!“ А тот: „Ох, и откуда только берете? Это ж надо уметь!“

А когда дочки улеглись спать, Андрей Петрович нам тихонечко завел Высоцкого — только шепотом, чтобы девочки не слышали, — „Баньку“. Эта песня была у него любимой и словно предсказывала ситуацию, в какую он и мы вместе с ним скоро попадем на Дальнем Востоке: „Протопи ты мне баньку по-белому, я от белого света отвык!“

Хотя Андрей Петрович тогда взял очень правильную политику — старался всеми способами привлечь во Владивосток сильных ученых. Пригласил Павла Григорьевича Бунича, известного экономиста, специалиста по мотивации экономической деятельности, что было актуально для социалистического хозяйства — в 1970 году тот получил член-кора АН СССР для Хабаровского комплексного НИИ, и, конечно, нашего Константина Константиновича Маркова, который стал академиком. Теоретически оба должны были долго работать в ДВНЦ. Потом Андрею Петровичу ставили в вину, что Бунич проработал на своем посту всего пять лет, а Марков вообще на Дальнем Востоке не появился.