Андрей Битов: Мираж сюжета

Битов встает со дна Сетуни, чем создает завихрения потоков, нарушает течение, беспокоит водоросли и обитающих в них рыб, жуков-плавунцов и водомерок. Продолжает рассуждать при этом:

– А ведь этот заяц Александра Сергеевича-то и спас. Вот не пробеги он сдуру перед его санями, то оказался бы поэт на Сенатской площади непременно, а последствия такого посещения хорошо известны. То есть, этот пугливый зверек, обычный ушастый русак спас русскую литературу, причем сделал это, сам того не подозревая. Просто шарахнулся под лошадей и вошел в историю, вполне заслужив себе тем самым памятник. Впрочем, и ямщик тут не оплошал…

Битов вновь выбирается на улицу Павленко. Минует дома Пастернака, Вознесенского, в глубине между ними высится пустая дача Фадеева. Здесь в 1956 году и произошло то событие (самоубийство), с описания которого начинается эта глава.

Александр Александрович Фадеев не вынес, по его словам, «самоуверенно-невежественного руководства партии», а «чужой человек» не вынес чего-то другого. По крайней мере, в фильме Битова этому нет объяснения.

Он застрелился в осенней пустоте… (Фадеев в весенней):

И пришлось нам нежданно-негаданно
Хоронить молодого стрелка,
Без церковного пенья, без ладана,
Без всего, чем могила крепка…

* * *

Расставание Андрея и Инги, по воспоминаниям Битова, не стало чем-то трагическим и невыносимым. Они сохранили дружеские отношения.

Инга Григорьевна вместе дочкой Аней остались жить на Невском, 110.

Сюда вплоть до смерти И. Г. Петкевич в 2012 году к своей бывшей жене, дочке, внучке Полине, а потом уже и к своим правнукам будет приходить Битов. Но это будет нескоро…

А пока Анна Андреевна периодически жила у бабушки, о чем Ольга Алексеевна сохранила самые теплые воспоминания. Инга, с подачи Андрея, поступила на Высшие курсы режиссеров и сценаристов, где училась в 1971–1972 годах. Они общались, часто ходили друг к другу в гости, просто больше этой семьи не существовало, этот период жизни автора был пройден, это кино было снято, но не вышло в прокат.

Битов пишет: «Снова влюбиться мне удалось лишь в 1968-м, уже в Москве. И я наполовину жил там, но не разводился и прописан был по-прежнему на Невском, до Московского вокзала рукой подать. В Москве у меня все еще не было дома, а здесь как-никак был. Меня терпели, и я терпел. Так и болтался между двумя столицами. (Вошло сначала в привычку, а потом и в образ жизни: так и болтаюсь до сих пор.) С годами все разошлось наконец… Я женился на москвичке Ольге Шамборант. Как хорошо сказал один прославленный питерский писатель, оба брака были удачны».

Москва, вошедшая в жизнь нашего героя в 1965 году, отныне прочно и навсегда заняла свое особое место в его судьбе.

Аут Битова

Мы стоим на берегу лелеемого с самого начала сюжета.

Андрей Битов

Подробности того, что происходило в зале суда Дзержинского района города Ленинграда 18 февраля 1964 года, а затем в актовом зале Клуба строителей на Фонтанке 13 марта в том же году, широкая общественность узнает нескоро. Пока же было известно, что по указанным адресам по обвинению в тунеядстве (на основании ст. 12 Конституции СССР Президиум Верховного Совета РСФСР принял указ от 4 мая 1961 года «Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни») в Ленинграде судили гражданина Бродского Иосифа Александровича 1940 года рождения.

Иосифа Андрей, безусловно, знал. Они могли встречаться в Публичке на Фонтанке, в заведениях «Восточный» и «Крыша», столь популярных среди молодых ленинградских литераторов, просто на Невском или на Литейном, где Иосиф жил. Впрочем, близко они не дружили, Бродский был младше, да и держался он особняком, более присматриваясь к старшим товарищам, перенимал стиль и повадки тех, кого уже печатали, о ком говорили, кому благоволили Вера Панова и Юрий Герман, Давид Дар и Михаил Слонимский.

Открытое судебное разбирательство 1964 года сродни тем, что в конце 1930-х гремели во всему СССР, казалось дурным сном, чем-то немыслимым, давно ушедшим в историю – ведь ничто в те «оттепельные» годы не предвещало подобного погромного мероприятия, и уж тем более столь дикой развязки – суд приговорил Бродского И. А. к высылке из Ленинграда в Архангельскую область, в Коношский район, в деревню Норенская.

О том, что происходило на тех судебных заседаниях, станет известно лишь через 20 с лишним лет, когда в журнале «Огонек» будут опубликованы записки «Суд над тунеядцем Бродским», сделанные журналистом и правозащитницей Фридой Абрамовной Вигдоровой (1915–1965).

Приведем некоторые эпизоды из этого советского театра абсурда:

«Судья: Чем вы занимаетесь?

Бродский: Пишу стихи. Перевожу. Я полагаю…

Судья: Никаких «я полагаю». Стойте как следует! Не прислоняйтесь к стенам! Смотрите на суд! Отвечайте суду как следует!.. У вас есть постоянная работа?