Андрей Битов: Мираж сюжета

Невольно все происходило как в неснятом фильме Битова – на словах песни «как у нас, голова бесшабашная» человек просыпался, садился на кровати, и оставался довольно долго неподвижен, завернувшись в одеяло. Затем все-таки поднимался и, не снимая с себя одеяло, проходил в комнату, где включал свет. Подходил к письменному столу, на котором были разбросаны фотографии и тетради. Брал одну из них и записывал, что совсем недавно ему приснилась его умершая мать, которая стояла между корней спиленного дерева со свечой в руке и сообщала ему час его рождения.

Пока он записывал свой сон, одеяло постепенно сползало с него, падало на пол, и человек оказывался в нелепой и безразмерной пижаме.

А с улицы доносился лай собак и далекий гул проносящихся мимо дачного поселка поездов дальнего следования.

Потом Битов выходил из дома и шел к тому месту, где между Переделкиным и Мичуринцем росла громадная липа, в корнях которой в увиденном недавно сновидении стояла его мать.

Матери не было в живых, а дерево стояло, потому что еще не пришел его черед.

«О дне же том, или часе, никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец. Смотрите, бодрствуйте, молитесь, ибо не знаете, когда наступит это время», – сказано у Святого Евангелиста Марка.

Битов оглянулся и посмотрел вверх – там увидел самого себя несколько лет назад.

«Все еще живы», – подумал он.

* * *

1979 год.

По набережной имени адмирала Степана Осиповича Макарова идет Битов.

В руках он держит портфель, в котором лежит первый экземпляр романа «Пушкинский дом».

Подходя к дому № 4, Битов постепенно замедляет шаги, а когда до подъезда остается буквально несколько метров, то останавливается совсем. Окидывает взором фронтон здания и стоящих на нем Меркурия, Нептуна и Цереру, задумывается над тем, что сейчас рукопись романа будет сдана в архив, ей будет присвоен номер, и она навечно упокоится в специальной коробке-реликварии.

Тут же вспоминается дедов стол-реликварий, в котором хранятся фотографии и семейные письма.

Роман-реликварий.

Роман-прострация.

Роман-мираж.

Роман-престиж.

Роман-иллюзия.

Роман-путешествие.

Меркурий, Нептун и Церера смотрят на Петроградскую сторону.

Битов смотрит на парадную дверь дома № 4, из которой выходит молодая женщина – «длинноногое, кудрявое, зеленоглазое существо», – так определяет ее для себя.

Итак, она выходит, а он входит в здание, в котором в разные годы располагались Таможенное ведомство и Акциозное управление, Губернское казначейство и Центрспирт. Сейчас здесь находится Институт русской литературы «Пушкинский Дом».

Начинает подниматься по широченной лестнице, на одном из маршей которой стоят часы «Минин и Пожарский» («что они тут делают?» – мыслится).

Таким образом, Битов принес в Пушкинский Дом роман «Пушкинский дом», чьим «сокамерником» по архивной коробке-реликварию неожиданно (по иронии судьбы) оказалась рукопись басни Ивана Андреевича Крылова.

Роман-басня получается?

Вот уж воистину, всё смешалось в Пушкинском Доме.

История, некогда рассказанная литературоведом Борисом Бухштабом, и столь поразившая Андрея своей абсурдностью и безнаказанностью, вновь вернулась туда, где имела место произойти.

В своем роде возвращение на место преступления.

Когда процедура архивирования заканчивается, и роман-басня превращается в роман-архивную единицу, Битов снова выходит на набережную, останавливается под деревом, вернее, под одним из деревьев, растущих перед домом № 4, и закуривает.

События, предшествовавшие и последовавшие за этим посещением Пушкинского Дома, он опишет в 2012 году в очерке «Утрата» так: «Моя дочь Анна собиралась поступать на филфак ЛГУ им. Жданова, я находился в опале после выхода «Пушкинского дома» в Америке и опасался, что моя фамилия помешает дочери при поступлении, не пройдет “куратора”. Приятель-филолог решил познакомить меня с молодой преподавательницей-читательницей, которая попытается помочь гонимому автору. Одновременно ко мне заходят два молодых сотрудника Пушкинского Дома с настойчивым предложением поспешить сдать рукопись романа в архив, потому что, когда меня выгонят из Союза писателей, то “архивную единицу” на меня уже будет невозможно завести. Совмещая оба дела, я принес первый экземпляр “Пушкинского дома” в Пушкинский Дом… и поспешил… в Универ… Девушку, с которой меня познакомили на лестнице Филфака, я точно никогда раньше не встречал, однако припоминал как сон. Лишь договорившись о свидании ее с дочерью и расставшись, я понял, где она мне приснилась… а именно только что в дверях Пушкинского Дома: я входил с романом под мышкой, а она выходила… Позднее я от Наташи узнал, что она торопилась в Универ на встречу со мной. Мой Аптекарский оказался рядышком с ее Петропавловской, ее необыкновенная квартирка напомнила мне апартамент, сочиненный мною для дяди Диккенса в “Пушкинском доме”, Наталья подружилась с моей дочерью и мамой раньше, чем признала меня, а я, чтобы произвести впечатление, взялся после долгого перерыва за перо».