По сути, автор излагает святоотеческое учение о «невидимой брани», о мысленной борьбе с помыслами, приводящей к страсти, вполне вероятно, даже и не имея о нем (об учении) представления, но осмысляя его интуитивно.
Итак, все начинается с
Далее следует
Затем наступает
И наконец –
Описанные выше этапы изменения человеческой личности, ее раздвоения, погружения ее юдоль страстей, и есть по сути уход в бессознательное, путь в которое, по утверждению Фрейда, лежит через сновидения. Автор, безусловно, понимает это, ведь пришли же ему в голову слова «сны – репетиция ада», вынесенные в эпиграф первой главы этой книги.
И вот из этих репетиций, из этих потусторонних штудий складывается текст, который становится в своем роде демиургом, работающим над автором (не автор над ним!). Сочинителю же только и остается, что синтезировать обыденное и фантазию, явь и сон, персонажей, существовавших в реальности, и их двойников.
Всякий раз, встречаясь в Митишатьевым, Одоевцев становится беспомощным заложником
С другой стороны, будучи созданным из порока, как Голем из глины и грязи, Митишатьев-Микишатьев является одновременно и злодеем, и жертвой, потому как наделен злом априори, не по своей воле, оно и является той самой сокровенной его тайной, которую он вынужден вечно таить в себе, принимая облик того или иного существа, того или иного человека, душа его скорбит при этом, но ум бодрствует, даже неистовствует.
Читая роман, вопрос – «а существовал ли этот персонаж на самом деле?» – возникает сам собой.
Ответ на него мы находим в части «Выстрел» Раздела третьего «Пушкинского дома» – нет, не существовал.
Читаем: «Перед глазами оказалась толстая папка… Человек (назовем теперь так наше “тело”) долго и тупо смотрел на эту папку. На ней был наклеен белый квадратик с четкой надписью: М. М. Митишатьев. Детективный элемент в русской романистике 60-х годов (Тургенев, Чернышевский, Достоевский), диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук…»
Да это ни что иное, как могильная плита некого М. М. Митишатьева, а точнее сказать, его кенотаф. Мы не знаем ни годов его жизни, ни его имени, ни его отчества (впоследствии Битов будет говорить о некоем своем однокласснике Логинове как об одном «из прообразов будущего Митишатьева из будущего «Пушкинского дома», кажется, он не так давно умер, как, впрочем, и другой его прообраз»), да и с фамилией все не так просто – то ли Митишатьев, то ли Микишатьев (а при наличии фантазии и Мельтешатьев вполне подходит). Разве что три буквы «М» (в эзотерике М есть символ соединения мужского и женского начал или андрогина) да какое-то упоминание о «детективном элементе».
Нерешаемый ребус, ей-богу, загадка, свой вариант разгадки которой мы и рискнем предложить читателю.
«Я вспоминаю застывающие, черные в снежной окантовке реки, непрозрачное, белесое небо над неоглядной тайгой, вспоминаю охотничий гон, сверкающие на ладони алмазы. И сейчас, дописывая последнюю страницу, я думаю о тех, кто пытливо всматривается в карту, где ты, синяя птица? Где искать тебя, как поймать? Отвечу: синяя птица прописана в дальнем краю». Этими словами заканчивается повесть «Синяя птица прописана в дальнем краю», в которой идет речь о 26-летнем Иване Харитоновиче Никитченко, молодом романтике, уехавшем из столицы в Якутию, в город Мирный, чтобы работать учителем немецкого языка в местной школе.
Повесть эта была напечатана в 3, 4 и 5-м номерах «Учительской газеты» в 1964 году.
Ее автором был Олег Георгиевич Битов, который к тому времени уже два года работал в газете спецкором, был на хорошем счету, много публиковался, много ездил по стране.