Андрей Белый. Между мифом и судьбой

Впрочем, проведению вечера могло мешать не только отсутствие Мандельштама, но и множество других причин. У всех на слуху еще был скандал, разразившийся в связи с публикацией 9 января Б. Л. Пастернаком, Б. А. Пильняком и Г. А. Санниковым в «Известиях» «хвалебного» некролога Белому. Это могло пугать как начальство, так и литераторов, призванных поделиться воспоминаниями о Белом. Из приведенной выше записи Зайцева можно также сделать вывод о том, что идея официального «поминовения» не слишком вдохновляла и Клавдию Николаевну Бугаеву. В общем, применительно к создавшейся ситуации уместно вновь процитировать слова С. Д. Спасского, констатировавшего в февральском письме Зайцеву: «С вечерами памяти Андрея Белого происходят странные вещи».

Однако не остается сомнений в том, что именно с подготовкой вечеров памяти Белого были связаны январские «заходы» Зайцева к Мандельштаму и «передача» Мандельштамом Зайцеву рукописи стихотворения «Утро 10 янв<аря> 34 года». Скорее всего, текст стихотворения, которое поэт собирался прочитать на траурном вечере, потребовался для составления программы и ее утверждения в ГИХЛ[1751].

* * *

История с организацией «траурных вечеров» предположению Ю. Л. Фрейдина о публикационных проектах Зайцева отнюдь не противоречит. Не исключено, что в голове Зайцева бродила мысль о будущем сборнике памяти Андрея Белого — наподобие того, что был издан в честь Эдуарда Багрицкого[1752], умершего вскоре после Белого — 16 февраля 1934 года. Надо отметить, что в первые дни после похорон такая идея, видимо, носилась в воздухе. Так, С. Д. Спасский 11 января записал в дневнике: «<…> видел мельком Форш. Говорила о сборнике памяти Б<ориса> Н<иколаевича>. Затем посидел у Пастернака. Говорили тоже, главным образом, о Белом»[1753]. А Зайцев в письме подруге-антропософке Л. В. Каликиной, датированном тем же 11 января, планы на будущее излагал так: «В ближайшие дни будем говорить с издательствами о посмертном издании произведений Б<ориса> Н<иколаевича>. Идет речь о сборнике воспоминаний, об избранном сборнике стихов <…>»[1754] Наверное, если бы эти мечты сбылись, то в основу «сборника воспоминаний» о Белом легли бы материалы «памятных» вечеров — то есть выступления и мемуары современников, а также стихи Мандельштама.

Видимо, дальше разговоров в узком кругу друзей «издательский проект» не продвинулся. Не получилось организовать даже вечер памяти Белого, хотя попытки его провести, начавшись в январе, тянулись более года.

2.3. «Памяти Б. Н. Бугаева (Андрея Белого)»: «гихловский» список

Изложенный выше сюжет позволяет выдвинуть ряд гипотез, касающихся посвященного Белому цикла.

В РГАЛИ в фонде ГИХЛ (Ф. 613. Оп. 1. Ед. хр. 4686. Л. 1, 2) хранится машинописный список того самого стихотворения, которое 22 февраля было передано Мандельштамом Зайцеву. Оно названо «10 января 1934 года» и имеет посвящение: «Памяти Б. Н. Бугаева (Андрея Белого)». Имя автора («Осип Мандельштам») напечатано перед заглавием вверху первого листа (в «зайцевском» музейном списке из Мемориальной квартиры Андрея Белого подпись Мандельштама стоит после текста стихотворения и даты).

«Гихловский» список давно известен и, как казалось, изучен исследователями и публикаторами. В комментариях к «Сочинениям» Мандельштама (1990) сообщается, что «это машинопись той же редакции», которая публиковалась в томе «Стихотворений» (1978; «Библиотека поэта») «по чистовому автографу из собрания Н. И. Харджиева»[1755] — только с заглавием и посвящением[1756]. В «Полном собрании стихотворений» Мандельштама (1997; «Новая библиотека поэта») о «гихловском» списке говорится почти то же самое: «<…> недатированная и неавторизированная машинопись, текст которой совпадает с автографом СХ <то есть из собрания Харджиева>»[1757]. Кроме того, в «Сочинениях» высказывается предположение о том, что «передача этого текста в ГИХЛ» состоялась, «возможно, для одного из намечаемых изданий», а в «Полном собрании стихотворений» — о том, что эта машинопись, «возможно, послевоенного происхождения».

Из всего сказанного о «гихловском» списке согласиться можно лишь с тем, что это действительно машинопись, причем неавторизированная, недатированная и к тому же — не первый экземпляр. Предложенная датировка — если хоть сколько-нибудь учитывать реалии советской эпохи — кажется просто невероятной: каким образом в «послевоенное время» в Государственное издательство художественной литературы могли попасть непубликовавшиеся стихи репрессированного поэта, то есть «подсудный» самиздат… Малоубедительно и другое предположение: стихи Мандельштама 1934 года ГИХЛ и в «довоенное время» публиковать не планировало, так что и передавать их туда было решительно незачем…