Андрей Белый. Между мифом и судьбой

Стояли жаркие дни. Все с утра высыпали на пляж, к морю, купались, часами на пляже отдаваясь жаркому южному солнцу и лени. Заболевшие специальной болезнью Коктебеля, «каменной болезнью», страстно охотились за камешками-самоцветами, ими «богат и славен» Коктебель с незапамятных времен. «Больные» часами и днями ползали на животах по пляжу в поисках редчайших камешков: хризолитов, хризопразов, хризобериллов, александритов, бериллов и альмандинов[1137].

С увлечением описывала богатство коктебельского пляжа и азарт «каменщиков» Н. А. Северцева, жена А. С. Габричевского:

<…> все собирали камни: фернампиксы: халцедоны большие и маленькие в больших рубашках, маленькие халцедоны — слезки, халцедоны с травкой внутри — моховики; сердолики розовые, гладкие и с рисунком; агаты — дымчатые, полосатые; яшмы — зеленые, красные — сургучные; охры, названные за загорелость полинезийцами, окаменелости, камни с дыркой — куриные боги. <…> «Каменщики» в лицо знали не только свои, но и чужие камни, и если кто-то привозил находку через несколько лет и подкладывал в коробку, как свеженайденную, не обходилось без насмешек[1138].

Яркую картину этого повального увлечения нарисовал и Белый в письме Иванову-Разумнику, написанном через несколько месяцев после возвращения в Москву — 8 декабря 1924 года:

Приезжающие в Коктебель заболевают каменною болезнью: целыми днями они лежат на животе на коктебельском пляже и собирают удивительнейшие камушки: кроме прекраснейших халцедонов, агатов, сердоликов, яшм и пр<очих> камней, просто элементарные камни, омытые морем, являют собою чудесный орнамент <…> (Белый — Иванов-Разумник. С. 304).

Белый был среди тех, кто этой «специальной болезнью Коктебеля» заболел, причем очень серьезно. «Вставал он рано, шел на пляж, купался в стороне от всех, потом много часов бродил по берегу, собирая камешки», — вспоминал Николай Чуковский[1139]. Сам Белый в письме Иванову-Разумнику от 17 июля 1924 года сообщал из Коктебеля:

Сперва я хотел здесь пробыть с месяц, но, попав в эту природу, понял, что это «мои места»; и решил остаться на все лето; несколько недель ползал на животе, ошарашивая коктебельский пляж и собирая коллекцию камушков, которые здесь порой изумительны (Белый — Иванов-Разумник. С. 296).

И действительно, «ошарашить» современников ему удалось. Многие из отдыхавших в 1924‐м в Коктебеле написали об этом увлечении Белого в мемуарах. Но примечательно, что написали об этом, причем украсив рассказ рядом колоритных деталей, и те, кто тем летом в Крыму не был. К последним относился и упомянутый выше Николай Глазков, и, например, Михаил Чехов, как раз в 1924 году сблизившийся с Белым. Так, Михаил Чехов утверждал, что Белый «мешками возил разноцветные камушки с берега моря из Крыма в Москву, приводя своих близких в отчаяние», и что, «между прочим, камушки он собирал, появляясь на пляже в одном лишь носке — другая нога была голая)»[1140].

Кстати, «тайна одного носка», возможно, раскрывается признаниями Белого Иванову-Разумнику. «5 недель провел, лежа животом, на пляже; загорел, как „арап“, и в довершение всего всадил себе занозу в пятку; теперь лежу с огромным нарывом и корчусь от боли, — сообщал он 17 июля 1924 года — <…> все было бы гармонично: вот только нога подвела (завтра будут ее резать) <…>» (Белый — Иванов-Разумник. С. 295–296).