Андрей Белый. Между мифом и судьбой

Первоначальная мысль: интимный круг лиц, интимные темы останутся, вероятно, мыслью, т. к. такой журнал не будет жизненным, не будет иметь материала, а если и будет иметь, то журнал придется переименовать в «Записки мечтателя А. Белого» или «Дневник писателя А. Белого», так как ни Вы, ни кто другой в такой журнал ничего по разным причинам не даст[645], —

высказывал он свои сомнения. Не исключено, что его могла в какой-то степени напугать активность Белого, особенно заметная на фоне пассивности Блока и других авторов. Также не исключено, что его опасения вызвала статья Белого «Дневник писателя», в которой «интимные темы» были сужены до материала сознания «Я». Но все же вероятнее всего, что Алянский испугался выпускать журнал, антисоциальность которого была заявлена уже в самом названии. И действительно, трудно придумать название менее созвучное духу революционного времени, чем «Дневники писателей», да еще к тому же «дневники» писателей старой школы, писателей-символистов, «революционность» которых и актуальность которых для нового пролетарского читателя еще требовалось доказать. Думается, что Алянский не собирался делать журнал, отвечающий требованиям советской идеологии, но не исключено, что он хотел соответствие этим требованиям хотя бы имитировать. Напомню, что Алянский настойчиво подчеркивал, что «Записки мечтателей» и есть по сути своей «Дневники писателей». Примечательно, что этой же концепции Алянский придерживался и в 1921 году, когда вышел не только первый, но и второй-третий выпуски журнала, когда уже набирался следующий, четвертый номер. О том, что «Записки мечтателей» подразумевают прежде всего «дневники писателей», свидетельствуют формулировки в письме Алянского М. О. Гершензону от 18 июня 1921 года, с помощью которых издатель агитировал автора написать в журнал:

Не можете ли Вы выслать мне, по возможности в ближайшие дни — до двух недель, статью размером приблизительно до половины листа для № 4 «Записок мечтателей». <…> Ваши мысли, связанные с нашими днями, особенно хотелось бы видеть в «Записках». Если бы Вы могли завести несколько своих страничек дневникового или какого другого характера в «Записках», вы, надеюсь, не раскаивались бы впоследствии. Вы увидите, что от нашей революции в историю войдут и «Записки Мечтателей»[646].

Как кажется, смысл замены названия журнала состоял в том, чтобы обеспечить нарождающемуся предприятию идеологическое прикрытие, обезопасив и журнал, и издательство. Безусловно, с точки зрения идеологической безопасности название «Записки мечтателей» выглядело не слишком хорошо, но все же лучше, чем «Дневники писателей».

К выводу о названии-прикрытии подталкивает сравнение двух вступительных статей Белого к первому номеру журнала. Первая статья, «Дневник писателя», написана в форме интимной исповеди и затрагивает прежде всего вопросы духовного самоопределения; она открыто ориентирована на вдумчивого и понимающего читателя. Статью «Записки мечтателей» нельзя назвать иначе как попыткой неумелого заигрывания с советской властью, попыткой искусственно примирить свое, символистское и антропософское, с тем, что казалось идеологически востребованным. Ориентация на социальный заказ, правда, весьма странно понятый, ощущается с первых строк передовицы. Более того, вся статья производит впечатление спешно выполненного этюда на заданную тему. Она начинается с серии вопросов, которые кажутся не просто риторическим приемом, а загадкой для самого автора:

Почему возникают «Записки мечтателей»? — Как возникают? Пришла ли пора им возникнуть? Как слово мечтатель могло быть склоняемо, употребляемо в множественном числе?