Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

(30 апреля) 16) Прочел я сейчас и Вашу нашумевшую тираду о формах искусства[680]. Я решительно недоумеваю, на что обозлились философутики? Неужели они и этого не поняли? Неужели их рассердила только терминологическая некорректность? Неужели надо им согласиться с кем-нибудь или придираться, а нельзя просто понять?.. Что касается меня, то Вы можете себе представить, дорогой Борис Николаевич, что я не встретил в Вашей статье ничего нового для себя. Нет в ней, на мой взгляд и ничего крупноошибочного. О частностях не стоит говорить, т<ак> к<ак> едва ли Вы сами очень убеждены в окончательности Ваших формулировок… Если бы Вы говорили (а не писали), я бы, прерывая Вас, вставлял бы кратко свои поправки и возражения, а теперь – не стóит. Я доволен, что еще прошлым летом, как раз перед началом цензурной деятельности набросал первую статью о Вашей симфонии; в этой статье я рассматриваю еще кратче, еще в несколько раз доступнее, поверхностнее, «газетнее», тот же вопрос, который Вас занимал в Формах Искусства. Я намеревался размахнуться о Вашей Симфонии в трех фельетонах Приднепр<овского> Края, да моя цензура помешала. Когда выйдет Гриф[681], вернее когда он получен будет в здешних книжных лавках, я куплю его и тогда буду писать по поводу двух симфоний: 2-ой и отрывка 4-ой…[682] Итак, я доволен, что это введение уже мною написано почти год тому назад; а то я невольно после Вашей статьи Формы Искусства копировал бы ход Ваших мыслей. Ваша статья знаменательна как попытка, одна из первых наметить новую эстетику; это то, о чем я мечтал, о чем я исписывал массу бумаги и с чем не имел ни смелости, ни возможности выступить. Должен Вам сказать, что все это (а также и то, что по существу сказано) мне известно давно больше 10 лет, когда я не знал Ницше и почти не знал Шопенгауэра.

17) Гениально Ваше четверостишие «Черный бархат усыпан так щедро» и т. д.[683] – О Пришедшем молчу: это не подлежит критике, также как Ваши письма: скажу только, что «есть только неизменное, старинное»[684]; обстановка, среди которой происходит действие (вернее: накапливается напряжение) Вашей мистерии, напомнила мне, как мы втроем[685] год тому назад до часу ночи, при свете луны, говорили на сквере Христа Спасителя, при свете луны, которая «взошла и заогневела, вознесясь; а потом на нее стало наплывать что-то темное, темное»[686], но «горели звезды счастьем незабытым…»[687] Мне чужда та напряженность ожидания, дорогой Борис Николаевич, которая охватывает Вас порою. Я понимаю ее. Я вижу признаки, но думаю, что все это было когда-то; когда же Он придет, того не знаем мы; мы должны быть готовы принять его каждую минуту, должны готовиться, но не метаться в нетерпении. Все это не исключает, конечно, колоссальной силы Вашего таланта, которая сказалась в этом недозрелом плоде Вашей первой юности. Недозрелость же эта сказывается в чрезмерности какого-то ултранео– или неоултраромантического стиля, понимая романтизм не в смысле мировоззрения, а в смысле манеры, хватки. В художественном отношении Ваши стихи (некоторые) и симфония[688] значительно зрелее и прекраснее… Да, впрочем, я так осмеливаюсь рассуждать, быть может, только потому, что, повторяю, я больше всех сочувствую Михаилу, который, кстати сказать, куда-то и почему-то совсем исчезает; я не разделяю только его разочарованности и безо всякой печали готов воскликнуть: «Все новое – старое; существует лишь неизменно-забытое, вечное, старинно-милое, постоянное»[689]; я не согласен с ним, что Дмитрий, Сергей да и он сам раньше «играли комедию»[690]; нет; тут искренно все (не без неизбежного для человека ломания в проявлении этой искренности); и то, и это; различие – в темпераментах. Я не стану!.. Однако довольно… Всего хорошего, дорогой Борис Николаевич! Не подражайте Алексею Сергеевичу и пишите только от избытка сердца и времени. Ваши письма и письма Алексея Сергеевича – одно из главных моих утешений в ссылке, иначе назвать я не умею жизнь в этом отвратительном (не по местоположению и т. д., а по культуре) гнезде. Кстати, вы совсем без юмора обойтись не в состоянии. Развивайте юмор. В нем залог Вашего равновесия не мистического, а эстетического… Ваш Михаил пощипывает бородку[691], как я; его бородка так же торчит вперед… Я его вижу. Э. Метнер.