Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

И вот я злюсь… Вчера разругался с несколькими мистиками из-за недобросовестного отношения к жизни. Вечером обругал целое теософское собрание за сектантство. Здесь глупость, там закрывание глаз, тут необразованность, а всё вместе – величает себя «мистицизмом». К черту такой мистицизм! Я хочу не духовного воровства, а только одной добросовестности. Неужели ее нужно искать днем со свечой у мистиков. Знаете ли, Эмилий Карлович, постепенно я все больший кантианец. Будучи внутренне одинок, а внешне «совместен», хочу быть и внешне одинок: ведь честнее! Хочу объявить добрым знакомым по мистицизму, что, мол, во мне произошел эдакий, знаете, «радикальный» переворот и что, мол, стал я ни более, ни менее как позитивист: то-то будут вытянутые физиономии. Хочется оставленности там, где внутри действительная оставленность…

Сегодня 25 октября Вы мне советовали быть у Большого Вознесения. Я собрался. Я давно не был в церкви, так хотелось. Вдруг случилось обстоятельство, которое до такой степени меня расстроило, что уже я не мог быть в церкви. И вот сижу здесь, один, наказавши себя Чайковским. Если бы Вы знали, какая во мне несчастная черта: срывать в последний момент то, что дорого, в момент, к которому я готовлюсь, как к святыне, – во всем я так!..

Что касается до Антония, то он бездонно глубок, но в глубине он меня не понял… (Я это ясно увидел во второе посещение – секрет от А<лексея> С<ергеевича>)…

Со всех сторон передо мною захлопываются двери. В одной двери едва не прищемили мне нос…

Еще одна захлопнутая дверь, и я окончательно забунтую (бесповоротно).

Вы советовали мне «влюбиться». Между нами: но я был только раз влюблен и сериозно, тому назад года три…[958] И теперь еще «это» чувство осталось, занесенное сверху пылью… Но я никогда даже не был знаком с той, которую я любил. Теперь все замутилось, ушло, отхлынуло,

Но –

«Я не могу любить другой»

Лерм<онтов>[959].

Дорогой Эмилий Карлович, быть может, зимой приеду к Вам в Нижний повидаться дня на три: мне очень, очень необходимо Вас видеть и с Вами говорить. Остаюсь горячо любящий и уважающий

Б. Бугаев.

P. S. Мой искренний привет и уважение Анне Михайловне[960].

Посылаю стихотворение.

Незнакомый друг

1

Мелькают прохожие, санки…
Идет обыватель из лавки
Весь бритый, старинной осанки,
Должно быть, чиновник в отставке.
Калошей стучит по панели,
Мальчишкам мигает со смехом
В своей допотопной шинели,
Отделанной выцветшим мехом.

2

Он всюду, где жизнь, – и намедни
Я встретил его у обедни.
По церкви ходил он с тарелкой,
Деньгою позвякивал мелкой.
Все знают – про замысел вражий
Он мастер рассказывать страсти.
Дьячки с ним дружатся и даже
Квартальные Пресненской части.
В мясной ему всё без прибавки –
Не то, что другим, – отпускают.
И с ним о войне рассуждают
Хозяева ситцевой лавки.
Приходит – садится у окон
С улыбкой, приветливо-ясный.
В огромный, фулярово-красный
Сморкается громко платок он:
«Китаец дерется с японцем…
В газетах об этом писали…
Ах, что ни творится под солнцем…
Недавно купца обокрали…»
…

3

Холодная, зимняя вьюга.
Безрадостно-темные дали.
Ищу незнакомого друга,
Исполненный вечной печали…
Вот яростно с крыши железной
Рукав серебристый взметнулся,
Как будто для жалобы слезной
Незримый в хаосе проснулся,
Как будто далекие трубы…
Оставленный всеми, как инок,
Стоит он средь бледных снежинок,
Подняв воротник своей шубы.

4

Как часто средь белой метели,
Детей провожая со смехом,
Бродил он в старинной шинели,
Отделанной выцветшим мехом[961].

P. P. S. Все Ваши письма получил.