Андреевский кавалер

— Любит! — хмыкнул Абросимов. — Намедни приезжал, так забрала ребятишек и из дома ушла… — Он решил набить дочери цену и прибавил: — Он, Ванька-то, ее без памяти любит. Сам мне толковал про это.

— Вот это меня больше всего и беспокоит, — сказал Федор Федорович. — Он ведь не угомонится, будет ездить, Тоню волновать и ребят…

— А ты, Федя, хорошо подумал? — впервые назвал мастера по имени Андрей Иванович. — Все таки двое ребят!

— Я их усыновлю, — как уже о решенном для себя, заметил Казаков.

— Я разве против? — развел руками Абросимов. — И старуха моя будет рада… — Он хитро усмехнулся: — Скажу тебе, Федя, по секрету: моя Ефимья никогда не любила Ивана.

— Но, если Тоня мне откажет… — Казаков еще больше помрачнел, — я переведусь отсюда в другое место. Не будет мне здесь житья.

— Как это откажет? — встрепенулся Андрей Иванович, сердито сдвинул косматые брови и стукнул кулаком по столу: — Батька я ей аль нет, грёб твою шлёп?! Да я ее, дуреху, самолично за руку поволоку под венец. — Он запнулся. — Ты ведь партейный, небось в церкви венчаться не станешь?

— Не стану, — улыбнулся Казаков.

— Не посмеет мне перечить, — уже спокойно заметил Андрей Иванович. — Лучшего мужа я своей Тоньке и не мыслю… А с ей-то ты говорил?

— Я решил сначала с вами.

— Пойдет она за тебя, никуда не денется, — сказал Андрей Иванович и, пытливо заглянув Казакову в голубые глаза, полюбопытствовал: — А скажи, Федя, по совести, чего это ты на Тоньке остановился? Кругом столько молоденьких девок, и без приплоду к тому ж.

— Люблю я ее. — Федор Федорович не отвел глаза. — И для ее детей отцом стану.

— Будут у вас еще и свои дети, — сказал Андрей Иванович.

— Я сегодня же с ней поговорю, — поднялся с табуретки Казаков и головой почти уперся в потолок. — Сейчас же.

— Она на работе.

— Я ее встречу, — сказал он и, крепко пожав будущему тестю руку, поспешно вышел из будки.

Андрей Иванович убрал в тумбочку у окна кружки, сахар, подкинул в печку дров и, присев на корточки, уставился в огонь. Березовые чурки сразу занялись на красных углях, отслаиваясь, затрещала белая в черных крапинках кора. Пузырчатая капля выступила на полене, зашипела и испарилась.

Давно ждал он этого разговора… Казаков со всех сторон был положительным человеком: не пил, честность его была всем известна, ни на какие приписки на ремонтно-путевых работах он не шел, у начальства тоже был на самом лучшем счету — без всякого сомнения Федор Федорович будет и впредь продвигаться по службе. Единственный у него свет вокошке — это Тоня. В поселке уже давно поговаривают, что быть новой свадьбе у Абросимовых. Костыль-то так и крутится возле их дома! Сколько конфет для Тониных ребятишек в сельпо перебрал… И вот все к этому идет. Если с Тонькой сговорятся, то нужно будет в конце апреля и свадьбу сыграть. Расходов больших не предвидится: вторая свадьба, понятно, должна быть скромнее. Слышал Андрей Иванович, что мать Казакова Прасковья не одобряет выбор сына, но тут уж ничего не поделаешь.

Сообразив, что Тоня может все испортить, — характер у нее оё-ёй! — Андрей Иванович решил соединиться по селектору с дежурным по станции, попросить на полчаса подмену и потолковать с дочерью. Он уже прикидывал, какие выгоды сулит ему родство с Казаковым…

Впрочем, поразмыслив, со вздохом решил, что от милейшего зятька Феди вряд ли стоит ожидать поблажки: слишком он правильный и принципиальный. Виноват — отвечай, а сват ты ему или брат — это не имеет значения. В этом смысле ему с зятьями не везло: никакого проку не было от Ивана Кузнецова, хотя куда тебе начальник! Правда, Дерюгин нет-нет и постарается для тестя: по весне всякий раз распорядится, чтобы с конюшен лошадиного навоза для огорода подвезли, в прошлом году по просьбе Андрея Ивановича подкинул с базы пустых цинковых коробок из-под патронов. Полный грузовик. И еще обещал. Расплющенными по наварным швам коробками можно крышу дома крыть. Дранка-то прохудилась местами. Один скат Андрей Иванович уже покрыл.

Летом приедут в отпуск Семен с Варварой и детишками, так они с Семеном потихоньку и всю крышу покроют. Семен работы не чурается, видно, приучили там, на комсомольских стройках. Как жизнь все перевернула! Раньше, бывало, бегал на полусогнутых с подносом: «Пожалте откушать! Что пить будете — коньячок или водочку-с из погреба?» Теперь прораб крупного строительства. Портрет — на городской Доске почета. Вот тебе и Сенька-половой!

Андрей Иванович подбросил в печурку поленьев, подышал на окошко и увидел над бором расползающееся белое облачко: со стороны Шлемова прибывал поезд. Взяв с полки флажки, вышел встречать. Глянул на переезд и не поверил глазам: на рельсах стояла моторная дрезина «Пионер», на ней — связанные ржавой проволокой стальные накладки для соединения рельсов, ящик с костылями, а Леонид Супронович, приехавший на дрезине, стоял на обледенелой дороге и точил лясы с Любой Добычиной.

— Грёб твою шлёп! — заорал Абросимов. — Убирай дрезину! Не видишь — проходной чешет?!