Андреевский кавалер

— Не-е, — засмеялся дед. — Степа, царствие ему небесное, и на том свете не простит свою женку!

Тимаш нацелился было и оставшуюся водку распить, но Абросимов решительно отобрал у него бутылку, заткнул промасленным комком бумаги из-под кильки и поставил в сторонку, на снег.

— Выроем могилу, тогда докончим, — сказал он.

— Пихни в карман, — озабоченно заметил Тимаш. — Ледяная в горло не полезет.

Хоть Тимаш несколько и развеселил Абросимова, мысли теснились в голове тяжелые. Смерть Топтыгина заставила задуматься и о своем существовании на этом свете. Больше всего уповают на тот свет те, кто на этом ничего не сделал…

— Вот зачем ты живешь, Тимофей? — опершись на отполированную рукоять лопаты, в упор посмотрел на напарника Андрей Иванович. — И вообще, зачем ты родился на белый свет? Какая миру от тебя польза? Не было бы тебя, никто и за ухом не почесал.

— Коли бы нарождались одни богатыри, как ты, — ничуть не обидевшись, ответил старик, — жизнь была бы скучной, вязкой, как тесто в квашне. Ты спроси: зачем летают птицы, ползают гады по земле, бродят звери в лесу? За каким лешим комар или мошка зудит? Раз все это существует, значит, так и надо.

— А ты-то зачем землю топчешь?

— Не будь меня, кто бы гроб Топтыге сколотил? Да мало ли я закопал покойников в землю. Есть у меня в этой жизни свое предначертание, Андрей Иванович! Тебе — глыбы ворочать, людями командовать, а мне — доски строгать да в сельпо бегать, недаром говорят: «Старик скор на ногу!» Кажинному свое, об чем я тебе и толкую… Я не просился на этот свет народиться, а появился — живи и шевелись, а ежели думать, зачем все это, то голова треснет! Пусть энти, философы думают…

— Никто, Тимофей Иванович, не знает истины, — снова взялся за лопату Абросимов. — Потому как истина спрятана от нас за семи замками. И одной жизни не хватит, чтобы ее познать.

— Говоришь, как сынок твой Митька!

— И Митька ни черта не знает… — Андрей Иванович потыкал лопатой в землю. — Может, тот, кто сюда ляжет, узнает истину?..

Вдвоем в желтой яме было тесно, высоченный и широкий Абросимов то и дело локтем задевал щуплого Тимаша, но тот не обижался. Андрей Иванович лопаты три выбросит наружу земли, а дед — одну. Тем не менее через час они закончили работу. Стоя у кучи земли, допили водку и, прислонив лопаты к ближайшей сосне, по снежной тропе отправились в поселок. Андрей Иванович в распахнутом полушубке — ему все еще было жарко — шагал впереди, за ним, проваливаясь в глубоких следах, зайцем прыгал Тимаш. С высокой сосны бесшумно сорвалась ворона, уселась на высокий холм накиданной земли и стала склевывать крошки.

2

Зима наступившего 1941 года выдалась суровой, с крепкими морозами, метелями. Слышно было, как стонали в бору деревья, громкие хлопки лопающейся древесины напоминали ружейные выстрелы. Небо застекленело над Андреевкой. В конце января три дня ребятишки не ходили в школу: мороз подскочил до сорока градусов. Воробьи и синицы совались в замороженные окна, просились в тепло. Небо над поселком расчистилось, и дымки из труб торчком втыкались в него. Изредка трусила мимо окон заиндевелая лошадка да тягуче, пронзительно поскрипывали полозья. Редкие прохожие торопливо спешили в магазин или в столовую к Супроновичу. В сильные морозы еще и человека-то не видно за поворотом, а скрип его валенок уже слышен.

Этой зимой околел Юсуп. Вадим, сильно привязавшийся к овчарке, несмотря на ворчание Ефимьи Андреевны, привел собаку в избу. Понимая, что он тут нежеланный гость — в закутке приплясывала на негнущихся ногах недавно родившаяся телочка, — Юсуп не раз пытался уйти, но мальчишка снова приводил его в дом. Умные, некогда выразительные глаза овчарки потускнели, в уголках скапливался гной, Юсуп тихо лежал в углу за шкафом, где была свалена старая обувь, и вставал только попить.

После отъезда из Андреевки Ивана Васильевича Юсуп совсем заскучал, стал безразличным ко всему. Немного оживлялся, лишь когда возвращался из школы Вадим. А когда морозы немного отпустили и заскучавшие дома ребята побежали в школу, Юсуп исчез. Расстроенный Вадим, вернувшись после уроков, обегал весь поселок, разыскивая своего друга. Встретившийся ему на улице охотник Петр Васильевич Корнилов сказал, что видел овчарку за железнодорожным переездом, Юсуп тяжело трусил в сторону леса. Вадим зашел в будку к дежурившему дедушке.

— Настоящая собака, почуяв смерть, завсегда уходит подальше от людей, — сказал Андрей Иванович.

— Я бы его похоронил и на могилу березу посадил, — тихо проговорил мальчик.

Глаза у него сухие — уж этот не уронит ни одной слезинки. Даже когда ремнем наказывают его, прикусит, как мать в гневе, нижнюю губу и молчит, только маленькие желваки на щеках ходят да серые с зеленью глаза сужаются. Упрямый мальчишка, такой пощады не запросит, не будет, как его сестренка Галя, орать: «Мамочка, миленькая, прости, никогда больше не буду-у!» А и достается ему! Тоня после разрыва с мужем стала вспыльчивой, нервной, скорой на расправу с детьми.