Битники создали платформу для появления ещё более массового движения хиппи, охватившего всю западную цивилизацию начиная с середины 1960-х годов. Движение хиппи — отчётливо левацкое, по сути анархическое. Хиппи — это левацкие идеи пацифизма, братства, отрицания любого насилия, в том числе со стороны закона, государства и его представителей. В романе Хантера Томпсона «Страх и отвращение в Лас-Вегасе», вышедшем в 1971 году, полицейские называются не иначе как «фашистами» и «нацистскими свиньями».
Конечно, движение битников и хиппи по сути представляло собой инфантильный протест против буржуазной скуки, против комфортной, но однообразной жизни отцов и матерей. Эти движения могли возникнуть только в благополучном обществе, где можно было перебиваться случайными грошовыми заработками и не оставаться голодным. Битники и хиппи не симпатизировали коммунизму, но и не желали против него воевать. В противовес угрюмому протестантизму хиппи исповедовали буддизм и индуизм; Индия была в большой моде. Хиппи интересовались культурой стран Третьего мира, традиционной афроамериканской культурой, язычеством и шаманизмом.
Можно утверждать, что в основе этого шумного бунта западной молодёжи 60-х голов лежат именно послевоенные — и послесталинские — успехи Советского Союза, прорыв в космос, рождение социалистической Кубы. В ответ на эти успехи западные правительства развернули агрессивную антикоммунистическую пропаганду — её-то как раз молодёжь и не приняла. Интереснее, да и выгоднее было стать леваком, то есть — за мир, за разоружение, за любовь, против изнурительной скучной работы под началом глупого и жадного босса. Хиппи были яркими, их принципиальный пацифизм — искренним. Они не преследовали определённых политических целей, если не считать антивоенных протестов. Их движение стало самым массовым за всю новую историю человечества.
В Советском Союзе хиппи побаивались, официальная идеология называла их тунеядцами. Но хиппи были и в СССР. Одним из первых советских хиппи был молодой человек Анастас Микоян, внук члена Президиума ЦК КПСС Микояна и теперь известный как Стас Намин: первый советский рок-музыкант, создатель группы «Цветы».
3
Микоян и Хэм. Диалог политика и писателя
В той же своей поездке зимой 1960 года Микоян познакомился с ещё одним живым идолом Америки — Эрнестом Хэмингуэем.
На Кубе он жил с 1949 года, в пригороде Гаваны, в Сан-Франсиско-де-Паула. Микоян приехал с частным визитом, вместе с сыном Серго и Генрихом Боровиком. В дом писателя журналистов не пускали, младший Микоян заявил охране: «Он со мной», и Боровика пропустили, он сделал несколько фотографий. На них писатель выглядит гораздо старше Микояна, хотя был, наоборот, младше на четыре года.
Хэму тогда уже поставили диагноз «депрессия». Кубинские врачи лечили его электрошоком. Тогда это жестокий метод почему-то считался эффективным. Согласие писателя на встречу с советским лидером было получено заранее, но сначала Хэм повёл себя холодно. Спросил, какие его книги читал Микоян — тот ответил, что прочёл всё, что издано на русском языке. Хэм скептически поинтересовался, что именно понравилось. Микоян ответил: «Высокие человеческие качества у людей, стоящих внизу социальной лестницы». И затем коротко пересказал содержание романа «Прощай, оружие!» и повести «Старик и море». Нобелевский лауреат немедленно оттаял. Показал свой дом в три этажа, шкуру льва, добытого в Африке, и свою знаменитую конторку, за которой он работал стоя, чтобы «не засиживаться», ежедневно с 6 утра до полудня, а потом признался, что просто вынужден работать стоя: после аварии самолёта в Африке получил травму спины и долго сидеть не может.
Наконец он продемонстрировал советскому гостю свою принципиальность. Далее диалог приводится со слов очевидца, Серго Микояна.
Старший Микоян официально пригласил писателя в СССР, потом добавил:
— Советский Союз не присоединился к международной конвенции по авторским правам, и не платит гонораров иностранным авторам. Но если приедете — вам мы заплатим.
— А Фолкнеру и Стейнбеку — тоже заплатите? — спросил Хемингуэй.
— Нет, — ответил Микоян, — только вам, в знак большого уважения. Остальным — после подписания конвенции.
— Тогда, — ответил писатель, — я денег у вас не возьму. Я не хочу быть исключением из общего правила. Деньги у меня есть, я могу приехать за свой счёт.
В СССР он так и не приехал. В июле того же года перебрался с Кубы в США, лечиться — не помогло; через год раздался трагический выстрел.