Читаем Анастас Микоян полностью

Разумеется, и политики, и газетчики раскопали все материалы, касающиеся первого визита Микояна в США осенью 1936 года, произведённые им закупки промышленного оборудования на огромные суммы, встречу Микояна с Генри Фордом. Подняли историю военного ленд-лиза. Оказалось, что Микоян, во-первых, эксперт в советско-американских отношениях, во-вторых, либерал по убеждениям, в-третьих, признаёт американское экономическое могущество и уважает трудолюбие и предприимчивость американцев. Это создало исключительно положительный, благоприятный фон для переговоров.

Ситуацию пытались испортить представители венгерской диаспоры: они устраивали пикеты и даже демонстрации (малочисленные), клеймя Микояна как соучастника вторжения 1956 года. Впрочем, до открытых провокаций дело не дошло. Советского гостя охраняли 275 американских сотрудников спецслужб.

В американском турне, продолжавшемся с 3 по 20 января, Микоян проявил все свои лучшие качества. Он поразил американцев открытостью, остроумием, а главное, своей гиперактивностью. Он раздал десятки интервью, несколько раз выступил по телевидению. Он, как в прошлый раз, проехал всю страну от побережья до побережья. Оказавшись в Лос-Анджелесе, он умудрился найти время и поехал на север Калифорнии, в городок Фресно, там компактно проживала армянская община — сыновья и внуки националистов-дашнаков. Этот визит Микояна во Фресно зафиксирован в художественной литературе: писатель Уильям Сароян написал превосходный рассказ, «Гала-банкет в честь Микояна».

Рассказ — очень смешной и выставляет представителей армянской диаспоры робкими провинциалами. Микоян же описан как персона громадной величины, которую невозможно ни смутить, ни поколебать. Армянские эмигранты выкладывали по 25 долларов за возможность попасть на торжество и посмотреть на Микояна. «Согласно преданию, — пишет Сароян, — Микоян, несомненно, сделал головокружительную карьеру, не отказывая себе при этом в полноценной и здоровой личной жизни: у него верная жена-армянка и несколько сыновей; он также водит дружбу с молоденькими балеринами из Большого и Ленинградского театров. Дальше — больше: если верить сплетням из Вашингтона, Микоян — желанный гость на любых вечеринках — дипломатических, культурных или общественных. Он, без сомнения, слывет одним из самых одаренных, искусных, толковых и упорных русских дипломатов; к тому же он — душа компании во время застолья. Подвижный и энергичный, он знал толк в выпивке и блестяще справлялся с выпитым. Аналогичным образом, он знал толк и в партнершах по танцам и умел обращаться с ними не менее блестяще, отпуская такие остроты, которые могли бы вполне сойти за американские. Интересно, догадывается ли его правительство о перевоплощениях Микояна в Вашингтоне: в любителя мороженого, которое он ввел в русский обиход, или в ценителя гамбургеров и хот-догов?»

Ещё одна цитата: «Американские газеты, журналы, радио и телевидение были настолько перенасыщены Анастасом Микояном и уже так долго, что когда настал час его прибытия на гала-банкет во Фресно, то даже самые отъявленные циники и злостные недоброжелатели среди армян пришли в невольное замешательство и принялись репетировать, что они ему скажут, если им доведется встретиться с ним лицом к лицу:

— Ах, Микоян, джан-джан! Мы вас так любим!»

Наконец Сароян приводит прямую речь Анастаса Микояна: «Я всю жизнь отвечаю на каверзные вопросы. Но здесь и сейчас прошу снисхождения. Трое президентов вашей страны, с которыми я встречался и работал над судьбоносными мировыми проблемами, задавали мне нешуточные вопросы, на которые я отвечал к их удовлетворению. Возможно, следующий президент задаст мне вопросы, поднятые вами, и тогда я отвечу на них, и если это вас еще будет интересовать, мои ответы появятся в американских газетах».

Ещё одно доказательство того, что художественный текст оказывается точнее и богаче, нежели сухой факт, вскрытый учёными историками.

История как наука является частью культуры, а культура состоит из того, что записано и отображено. Остаётся только то, что записано.

Кто бы знал о сахалинских каторжанах, если бы Антон Чехов не написал свою книгу?

Кто бы знал о колымских лагерях, если бы Варлам Шаламов не оставил о них уникальное художественное свидетельство?

Кто бы знал о психическом заболевании Сталина, если бы Микоян — один-единственный — не оставил об этом однозначного письменного свидетельства?

Писатель Василий Авченко в начале 20-х годов нынешнего, XXI века выдвинул теорию, согласно которой географическое пространство формируется художественным словом. По его версии, если бы, например, Русская Аляска была бы описана каким-либо квалифицированным литератором в большом романе — она бы не была продана. Аляска не попала в культурное поле России и выбыла из поля политического и географического. И наоборот, повесть Владимира Арсеньева «Дерсу Узала» (1923), вышедшая в нужное время, крепко привязала дальневосточный Приморский край к российской культуре. Уссурийская тайга попала в культурное поле, как и берёзовые рощи средней полосы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии