Анастас Микоян

Подводя итог работы Микояна на китайском направлении, следует учесть, что в силу крайней важности выстраивания, сохранения и укрепления отношений между двумя огромными социалистическими державами характер этих отношений определял лично Сталин, вплоть до своей смерти. Позиция Микояна в ходе первой поездки в Сибайпо зимой 1949 года была полностью разработана Сталиным. Далее, наоборот, инициативу перехватил Мао. Посчитав Хрущёва слабаком, он быстро занял позицию «сверху», и дальнейшая дружба уже развивалась под диктовку Пекина. Микоян, при всех его талантах переговорщика и мастера компромиссов, не имел возможности в корне переломить ситуацию. Для него крайне важно было следовать принципам коллективного руководства: как проголосует Президиум — так и будет. Собственную инициативу, в том числе и в переговорах с Мао, он мог проявлять только в минимальной степени, в рамках полномочий, которые, опять же, определялись Президиумом. В корне неверно думать, что от Микояна зависела генеральная линия связки Москва — Пекин. Скорее, наоборот, Микоян был готов отстаивать интересы своей страны, даже если это вызывало неудовольствие или гнев «великого кормчего». Вероятно, Микоян уже в 1949 году, лично познакомившись с Мао, понял, что настоящей дружбы не получится: слишком велики его амбиции, слишком разительны цивилизационные различия между Россией и Китаем. Заслуга Микояна скорее в том, что он, уловив прагматизм Мао, дал ему понять, что Кремль готов действовать столь же прагматично. Согласно русской поговорке «где сядешь — там и слезешь». Через Микояна Мао составил мнение о политической практике северного соседа. Наблюдая за Микояном, делал свои выводы.

Разрыв отношений в конце 1950-х был инициативой Мао. Ни Хрущёв, ни Микоян, ни тем более члены Президиума ЦК ссоры не хотели, наоборот, намеревались если не укреплять, то хотя бы сохранять важнейший геополитический союз. И передача Китаю атомных технологий в 1957–1960 годах это твёрдо доказывает.

Но осуждать Мао тоже неверно. В его распоряжении в 1953 году было 580 миллионов человек, в 1960-м — уже 667 миллионов. То есть Мао управлял самой густонаселённой страной земного шара и отлично понимал, что ему по силам проводить самостоятельный курс, тем более что его учитель, «большой северный Хозяин» Сталин, добился величия таким же способом, то есть проводя самостоятельный курс. А самостоятельность обеспечивало в первую очередь многочисленное и активно плодящееся население. В этом смысле упрекать Мао в коварстве совершенно бесполезно, ибо он копировал «большого северного Хозяина». В мистическом, трансцедентальном смысле Сталин вообще не умер, а перевоплотился в своего верного, умного и внимательного последователя. А Микоян — связник между Москвой и Пекином — этому способствовал, сознательно или несознательно. Там, где Микоян пытался наладить личные отношения — Мао видел подвох. Там, где Микоян уступал — Мао видел слабость. Там, где Микоян, наоборот, обозначал принципиальную жёсткость — Мао видел неуважение, идущее вразрез с укоренёнными в его цивилизации конфуцианскими постулатами.

Эта тема до сих пор исследована лишь частично. В своей книге Микоян про Мао не упоминает вообще. Многие документы, касающиеся дипломатических миссий Микояна в Китае, до сих пор засекречены, другие документы рассекречены недавно и проанализированы историками лишь в первом приближении. При этом работа современных историков вступает в противоречие с политической конъюнктурой, не учитывать её нельзя, ибо история в принципе всегда зависела от политики.

В будущем, конечно, появится отважный автор, который выпустит книгу о советско-китайских отношениях 1940–1950-х годов, процитирует разнообразные документы, отчёты, протоколы, в том числе из архивов КПК, ныне недоступных. Пока что председатель Мао — фигура для китайского народа священная и необсуждаемая. Никакая критика его — во всяком случае, официальная — в современном Китае невозможна.

Правда в том, что товарищ Сталин, товарищ Хрущёв и товарищ Мао — это три совершено разных человека, у каждого были свои приоритеты, свои цели, своя ответственность, свои амбиции, своё понимание исторической миссии. А Микоян, волей истории, связал этих трёх разных лидеров воедино. Если бы Анастас Микоян не отметился никакими другими достижениями на дипломатическом поприще, а остался только главным советско-китайским переговорщиком, посредником между Сталиным, Хрущёвым и Мао Цзэдуном — он бы и в таком случае вошёл бы в историю мировой дипломатии.