Между тем существует ещё одно свидетельство непосредственного участника первых лет десталинизации: воспоминания самой Ольги Шатуновской, под названием «Следствие ведёт каторжанка». Это записи её устных рассказов и бесед с ближайшими родственниками, составленные, когда Шатуновская уже была в преклонном возрасте (вышла на пенсию в 1962 году). Записи свёл в единое целое философ и диссидент Григорий Померанц, его фамилия стоит на обложке. Качество текста указывает, что записи Шатуновской приводил в порядок некий литературный обработчик, или литературный секретарь. А Померанц потом разбавил повествование собственными пассажами. Неизвестно, авторизованы ли эти записи самой Шатуновской (как неизвестно, авторизовал ли Молотов известную книгу Феликса Чуева). Книга Померанца наполнена всевозможными проклятиями в адрес Сталина, а также уничижительными или откровенно презрительными характеристиками Хрущёва, конспирологическими теориями, цитатами из поэтов и писателей и множеством других субъективных деталей, что не позволяет относиться к написанному с полной серьёзностью; это в чистом виде субъективная историческая беллетристика, где одни факты подтверждаются, другие нет. Померанц не счёл нужным даже составить собственное предисловие.
Впрочем, и моя книга о Микояне — такая же субъективная историческая беллетристика, и я решил внимательно отнестись к мемуарам Шатуновской.
Она — абсолютно типичная бесстрашная (и прекрасная) еврейская девушка, с головой ушедшая в революцию. Таких еврейских девушек в начале века было великое множество, социализм обещал им полное равноправие с мужчинами, полную свободу личных отношений и отмену всех национальных предрассудков. Впоследствии многие такие девушки вышли замуж за влиятельных большевиков и сделали партийные карьеры, подобно Полине Жемчужиной (Перл Карповской).
Так, Шатуновская утверждает, что в Баку в конце 1920-х годов Микоян был в неё страстно влюблён, но она предпочла другого. Когда её осудили на восемь лет, по инициативе азербайджанского партийного деятеля Мир Джафара Багирова, Микоян пытался её вытащить сначала из лагеря, потом из ссылки, хлопотал перед Сталиным и Берией, причём и тот и другой были осведомлены о судьбе Шатуновской.
По версии Шатуновской, она лично хорошо знала Хрущёва, в 1954 году написала ему из ссылки, и Хрущёв немедленно приказал её освободить. Помощник Хрущёва звонил каждый день, спрашивая, когда наконец она будет освобождена и прибудет в Москву. Померанц называет Шатуновскую «музой» Хрущёва, вдохновительницей десталинизации. По версии Померанца, она вела с Хрущёвым многочасовые беседы, звонила ему по прямому проводу, писала ему письма, он и шагу не мог ступить, не посоветовавшись с нею.
Микоян упоминается много раз, как второй, после Хрущёва, человек, поддержавший антисталинские реформы, противопоставленный Маленкову, Молотову, Суслову. «Мы стали говорить Хрущеву, — сообщает Шатуновская, — что надо создать комиссии и чтобы они ехали на места. Он это поручил Микояну. Я не руководила работой комиссии, я только подавала мысль Никите Сергеевичу и Анастасу Ивановичу, что надо экстренно все делать, иначе люди умирают, погибают. Если все будет тянуться годами, то они не выживут. И, в конце концов, собрали юристов и оформили комиссии законно».
В этих абзацах (а их в книге достаточно) есть, увы, явный налёт ветеранской хлестаковщины.
Очень похожа книга Померанца на повесть Александра Солженицына «Бодался телёнок с дубом»: там всемирно известный автор тоже выставляет себя бывалым несгибаемым зэком, титаном и героем, полным решимости навсегда перед всем миром разоблачить и осудить сталинскую тиранию.
Сейчас мы не можем всерьёз критиковать этих людей, хлебнувших лагерного лиха и решивших, что именно они, в силу мощи своего характера, интеллекта и опыта, были предназначены историей для низвержения Хозяина. Сравнивая, скажем, книги Хрущёва, Микояна, Померанца и Солженицына, мы можем увидеть, что Микоян высказался на эту тему наиболее ёмко, кратко, сухо и солидно. Не как экзальтированный активист-публицист, горящий желанием отомстить усатому тирану, а как трезвый и опытный государственный лидер.
О роли Снегова Шатуновская сообщает мало, об участии генерального прокурора СССР Романа Руденко умалчивает. А без Руденко вообще ничего не двигалось и не решалось. Ни один подзаконный акт не вступал в силу без одобрения Генеральной прокуратуры. Роль Руденко огромна и несомненна.