Уже 12 марта 1956 года Микоян вносит в Президиум ЦК КПСС предложение отменить закон от 1 декабря 1934 года. В тот день убили Кирова, и Микоян, как и прочие члены тогдашнего Политбюро, сам голосовал за принятие закона, разрешающего судить людей в десятидневный срок без их присутствия, без возможности обжалования приговора, а в случае вынесения высшей меры — расстреливать немедленно. Тогда, 1 декабря, Микоян и прочие были потрясены не только фактом убийства Кирова, но и реакцией Сталина, который был взбешён и сходу уверенно назначил виновниками зиновьевцев. И что же? Этот закон, оказывается, имел силу более 21 года, хотя давно уже фактически не применялся. С подачи Микояна его отменили.
Количество людей, несправедливо осуждённых, исключённых из партии, поражённых в правах, уволенных с работы, лишённых жилья и требующих теперь полной реабилитации, увеличивалось лавинообразно. Пришлось создавать специальные комиссии по реабилитации, одну из таких комиссий возглавил Микоян, другую — Николай Шверник.
Микоян руководил комиссией Президиума ЦК КПСС, занимавшуюся разработкой проекта Постановления ЦК КПСС «О рассмотрении дел на лиц, отбывающих наказание за политические, должностные и хозяйственные преступления». В комиссию, кроме Микояна, вошли секретарь ЦК Аверкий Аристов, 1-й секретарь ЦК КП Украины Алексей Кириченко, генеральный прокурор СССР Роман Руденко и другие. Далее организовали ещё одну комиссию, уже под началом Аристова.
Эти центральные комиссии, в свою очередь, сформировали нижестоящие региональные комиссии: их было 84. Комиссии работали в каждом лагере. Лагерей было больше, чем комиссий, некоторые комиссии переезжали из лагеря в лагерь. По версии Серго Микояна — 93 комиссии. В каждую комиссию входил сотрудник КГБ и представитель лагерной администрации. Далее Шатуновская внесла предложение, чтобы в каждую комиссию обязательно входил отсидевший зэк, то есть осуждённый и затем реабилитированный член партии.
Всё происходило в лучших традициях советской системы управления. Никто не знал, как это делать, каков должен быть механизм, взять пример было не с кого, все двигались по наитию. Снегова, несмотря на его возражения, привлекли к работе и назначили, по прямому распоряжению Хрущёва, начальником Политического отдела Главного управления лагерей. Шатуновская получила пост в Комиссии партийного контроля (КПК). Людей освобождали так же, как и сажали, по решению троек.
Снова с востока на запад потянулись вереницы поездов, на этот раз не с уголовниками, а с троцкистами, правыми уклонистами, зиновьевцами и бухаринцами.
Параллельно хлынул поток заявлений от родственников расстрелянных и умерших в тюрьмах и лагерях: все они требовали восстановить добрые имена своих мужей и отцов, сообщить дату смерти и место захоронения, посмертно восстановить членство в партии.
При этом никто не мог и помыслить, чтобы просить каких-либо материальных компенсаций.
Для сравнения: в США начиная с 1941 года, после атаки на Пёрл-Харбор, были интернированы, то есть помещены в особые лагеря, более 100 тысяч этнических японцев, всех их подозревали либо в шпионаже в пользу Японии, либо как минимум в симпатиях. По окончании войны все эти люди были возвращены на места проживания и получили от американского правительства материальные выплаты.
Этот пример мы тут приводим не для сравнения политических систем США и СССР, а по принципу «из песни слова не выкинешь». Советское государство компенсаций не платило. Нынешнее российское — не платит и платить не будет. Эта позиция восходит к базовым принципам существования российского суперэтноса, российской цивилизации. Суть общественного договора между гражданином и государством в России и на Западе кардинально различается. На Западе гражданин нанимает государственного служащего для отстаивания своих интересов. В России ровно наоборот: государство привлекает гражданина для участия в своих проектах, иногда за деньги, чаще просто за еду и некоторые привилегии.
В России гражданин служит государству, на Западе наоборот.