Может быть, анархисты и упустили из виду что-нибудь, касающееся человеческой природы, но их убежденность в стремлении к утверждению достоинства и самостоятельности мелких собственников была весьма проницательной. Мечта, которую мелкая буржуазия лелеяла в отношении независимости, хотя теперь и стала менее достижимой, не умерла вместе с эпохой индустриальной революции, а напротив, обрела новую жизнь.
Фрагмент 20
Отнюдь не самые мелкие социальные функции мелкой буржуазии
Стремление получить землю или вернуть себе потерянную землю было лейтмотивом большинства радикально эгалитарных массовых движений — от диггеров и левеллеров времен гражданской войны в Англии, мексиканских повстанцев 1911 года, испанских анархистов на протяжении почти целого столетия до многих антиколониальных движений и массовых движений в современной Бразилии. И если бы они не апеллировали к мечтаниям мелкой буржуазии, у них не было бы шансов.
Презрение Маркса к мелкой буржуазии было немногим меньше его презрения к люмпен-пролетариату и основывалось на том, что они были мелкими собственниками, а значит, мелкими капиталистами. Только пролетариат, новый класс, порожденный капитализмом и не имеющий собственности, мог быть поистине революционным: освобождение этого класса зависело от преодоления капитализма. Хотя теоретически эти рассуждения выглядят разумными, исторически сложилось, что на западе вплоть до конца XIX века ремесленники — ткачи, сапожники, печатники, каменщики, каретных дел мастера, плотники — составляли ядро самых радикальных рабочих движений. Будучи старым классом, они придерживались коммунитарной традиции, набора эгалитарных практик и локальной сплочённости, которой не хватало новонабранным рабочим заводов и фабрик. И конечно же, значительные изменения в экономике, начавшиеся с 1830-х гг., угрожали их существованию как класса. Поэтому главной социальной базой радикализма всегда были крестьяне и мелкие городские ремесленники. Как говорил Баррингтон Мор, вторя Эдварду Томпсону, «главной социальной базой радикализма были крестьяне и мелкие ремесленники в городах. Из этого можно заключить, что истоки человеческой свободы лежат не только там, где их видел Маркс — в чаяниях классов, которые должны были прийти к власти — но, возможно, ещё в большей степени в прощальном стоне классов, по которым вот-вот должна была прокатиться волна прогресса» [29].
В эпоху холодной войны стандартной мерой для предотвращения революции была упреждающая земельная реформа, хотя её порой блокировали элиты. Неолиберальный тренд в таких организациях, как Всемирный Банк, взял верх только после распада социалистического лагеря в 1989 году, после чего земельная реформа была снята с повестки дня. Хотя загнанный в угол класс мелких собственников и породил несколько правых движений, невозможно писать историю борьбы за равенство, не упомянув в числе первых ремесленников и крестьян, жаждавших независимости мелкой собственности.
Немало можно сказать и о ключевой роли, которую благодаря изобретениям и инновациям мелкая буржуазия играет в экономике. Они — первопроходцы в использовании подавляющего большинства новых процессов, машин, инструментов, промышленных изделий, продовольственных товаров и идей, хотя обычно основными выгодоприобретателями становятся не они [30]. Нигде этот тезис не становится более очевидным, чем в современной софт-индустрии, где почти все новаторские идеи создаются отдельными людьми или маленькими стартапами, а затем покупаются или поглощаются более крупными фирмами. Роль гигантов, в сущности, сводится к «сканированию» новых концепций и затем к присвоению любой потенциально успешной (или угрожающей) идеи путём найма на работу, вытеснения из бизнеса или покупки. Конкурентное преимущество крупных компаний лежит в основном в их капитализации, маркетинговых возможностях, способности лоббировать свои интересы и вертикальной интеграции, а не в оригинальных идеях и инновациях. Поэтому, хотя справедливо утверждение, что мелкая буржуазия не может отправить человека на Луну, построить самолёт, организовать добычу нефти в океаническом шельфе, управлять больницей или создать и продать новое лекарство или мобильный телефон, способность огромных корпораций осуществлять всё это в большой степени зависит от их способности сочетать тысячи более мелких изобретений и процессов, которые они не создавали и, возможно, не смогли бы создать самостоятельно [31]. Безусловно, это тоже важная инновация сама по себе. Однако ключ к олигопольному положению крупнейших фирм на рынке лежит именно в их способности уничтожить или поглотить потенциальных соперников. Поступая так, они, без сомнения, в одинаковой степени и препятствуют инновациям, и способствуют им.
Фрагмент 21
«Бесплатные обеды» за счёт мелкой буржуазии