Старцев полулежал на заднем сидении, закрыв глаза и покачиваясь вместе с машиной. Будто спал…
…Комната — обычное временное жильё. Кровати, тумбочки, чемоданы под кроватями. Электрочайник на подоконнике. Стол, заставленный стаканами с чаем и тарелками с бутербродами. И вокруг стола команда. Лучшие умы, тузы, зубры, чистильщики, волкодавы, звёзды розыска… и он, непонятно как и зачем затесавшийся в эту… пожалуй, стаю, если не свору. Вольность обращения, имена и прозвища, никаких чинов, шутки и намёки, понятные только присутствующим. И он никак не мог отнестись к этому серьёзно, не мог поверить в реальность происходящего. Потому что не понимал причины собрания и своего участия. И мешало увиденное, и услышанное у Аристова. И как всегда мешала не столько недостаточность, сколько необработанность информации.
— Не робей, капитан, Гольцев дружески хлопает его по плечу. — Звание не главное.
— Бешеный, умерь натиск, — улыбается миловидная блондинка с майорскими погонами. Шурочка Милютина. Как о ней отозвался один из её поклонников? Очаровательная кобра? Похоже. — Садитесь, Старцев. А как вас по имени? Геннадий? Ну и отлично. Спиноза, подвинь тарелку. Геннадий, тут каждый сам за собой ухаживает. И кто не успел, тот опоздал.
— Шурочка, не обижай Костю. Он ревнивый.
— Ну и язва ты, Золотарёв. Как твои дела?
— Неделю назад ушёл последний транспорт.
— Неужели все уехали?
— Костя, из резерваций все, из городов практически все. Остались единицы, и то… метисы, полунегры.
— А интегрированные?
— Кто захотел, Спиноза, тот уехал.
— Коля, я тебя о деле спросила, про прикрытие ты кому другому расскажи. Многих выявил?
— Кое-что, Шурочка. Ты можешь язвить, сколько угодно, но…
— Но взял ты мелочь. И все они как один только стояли в наружных оцеплениях и ничего не видели.
— По их словам, Костя. И говоря о себе, охотно рассказывают про других. На перекрёстных элементарно ловятся. А тебе, кстати, единственную крупную добычу поднесли на блюдечке с каёмочкой. Уже разделанного и под соусом. Кушайте. И опять же кстати, кем он был? Ковбоем! Так что я был прав. И за это, Шурочка, мне бутербродик из твоих ручек.
— Это ты про "вышеупомянутую сволочь Седрика"? — рассмеялся Спиноза. — Но тоже кстати, Коля, он ведь не охранник, а кадровик. Канцелярская крыса, руки исключительно в чернилах.
— Однако расстрел ему обеспечен.
— Разумеется. Отдающий преступные приказы и исполняющий их равно ответственны.
— Ох, Спиноза, не повторяй прописных истин. А Седрика Петерсена, вот наглец, даже фамилию не сменил, нам преподнёс тот же Трейси.
— Спасибо, Шурочка, что напомнила, а то бы забыли, зачем собрались.
— Бредли и его команда, — усмехается Золотарёв. — Кстати, всё началось всё-таки у Бредли.
— Это где ты стрельбой за переезд агитировал? — Шурочка распахивает глаза в столь невинном изумлении, что Гольцев фыркает прямо в стакан.
— Вы мне долго это поминать будете?
— А пока ты новую глупость не сделаешь.
Он пил, ел и слушал. Неплохие, в принципе, люди, отличные специалисты, И чего они на Бредли вызверились? Других объектов не нашли? Хотя… вся четвёрка Бредли интересна. И сами по себе, и вместе как команда. Но… но они совсем по другому ведомству должны проходить.
— О чём задумались, Гена?
— О причине этого собрания, Шурочка.
— Браво, Старцев, а то мы всё в сторону и в сторону, — Золотарёв оглядел присутствующих. — Итак, Бредли и его люди. Кто что может о них сказать?
— А кто с ними контактировал?
— Каждый понемногу, Спиноза.
— Тогда сделаем перекличку, — Спиноза приготовил лист бумаги и ручку. — Коля, ты заварил, ты и начинай?
— Я видел троих. Бредли, Трейси и индейца, — Золотарёв аппетитно вгрызается в могучий бутерброд с колбасой.
— Так, Коля, а с кем говорил?
— С Бредли и с индейцем. А ты, Спиноза?
— Видел и можно считать говорил с Трейси и Мальцом. Индейца видел мельком. Он у меня за спиной стоял, — рассказывая, Спиноза быстро покрывал лист понятными только ему мелкими значками. — Костя?
— Видел Трейси, Мальца и индейца. Говорил… с Мальцом и Трейси. Саша?
— Чай со всей троицей у костра пил. Шурочка?
— Только видела. Бредли появлялся раза два. Саша, ты его тоже видел.
— Да, видел. Но говорил… больше всего с индейцем. Малец и Трейси только реплики подавали. Ты чего хмуришься, Гена?
— Да, в чём дело?
— Интересно получается, — он заставил себя улыбнуться и ответить не совсем то, о чём думал, но тоже… — Смотрите, двоих мы называем по именам, вернее, по фамилии, а двоих… одному дали прозвище: Малец. А четвёртого просто индейцем. А у них ведь тоже… есть имена.
— Д-да, — Гольцев смущённо покраснел. — Неладно получается.
— Чем это тебя не устраивает? — пожал плечами Золотарёв. — Не всё ли равно? Ну, дадим и Бредли с его подручным прозвища.
— Зачем? — сразу возразил Спиноза. — Я понимаю тебя, Старцев, ты уже во всём видишь проявление расизма, но нам надо просто знать, о ком конкретно идёт речь. И что обидного в слове индеец или малец?