Ана Пауча

Торжественная месса заканчивается, сострадательный капеллан, окруженный жужжащим облаком мальчиков из хора всех возрастов и роста, приказывает расставить под огромным красным с золотом балдахином во всю длину высокие точеные кастильские кресла черного дерева, обитые темной тисненой кожей. Богатые дамы усаживаются на них, чтобы созерцать бедность. (Его высокопреосвященство епископ только что заверил в своей проповеди, что это созерцание вне всякого сомнения назидательно, оно должно научить, как любыми средствами избегнуть искушения стать бедными, что некогда было настоятельной евангельской потребностью. Но не теперь.)

Оценивающим хищным взглядом, напоминающим взгляд скототорговца (традиционный вид торговли в городе) при сделке, эти тузы в юбках пристально разглядывают тесные ряды нищих, пытаясь под неимоверным количеством лохмотьев и грязи обнаружить хоть малейшие признаки достатка: запрятанную в носок монетку или бумажные деньги, завернутые от непогоды в тряпицу. Поди разберись с этими нищими!

Пальцы, унизанные кольцами, сверкая тысячью благородных огней, словно волшебные палочки, указывают на облюбованного бедняка, и гристаповцы бережно подхватывают его под руки и запихивают в роскошную машину. Растроганная до слез дама покидает кресло и уезжает.

Ана Пауча прижимает к животу свой неизменный узелок, свой драгоценный узелок, в котором хранится сдобный, очень сладкий хлебец с миндалем и анисом (пирожное, говорит она себе), она выглядит среди этой всеобщей нищеты богачкой, и остается последней, можно сказать, презираемой за свое богатство. Супруга военного губернатора, главной власти в городе, соблюдая правила приличия, делает выбор тоже последней. Со смирением неся свой крест (смирение — одна из христианских добродетелей, шепчет его высокопреосвященство в ее украшенное бриллиантами ухо), она показывает не менее украшенным бриллиантами пальцем на Ану Паучу, и Ана-беднячка получает право расположиться на роскошных кожаных сиденьях «роллс-ройса». Олицетворяющий примирение всех испанцев лимузин трогается, ведомой шофером, который должен быть по меньшей мере генерал-лейтенантом, если судить по обилию нашивок и звезд на его форме.

Под ярким послеполуденном солнце дворец военного губернатора предстает во всем своем изяществе эпохи Ренессанса, строгая симметрия резкого камня кажется под его лучами старым золотистым миражем. Гвардейцы в головных уборах с султанами, как у лошадей в похоронной процессии, вытянувшись, стоят по обеим сторонам главного входа. «Роллс-ройс» медленно въезжает в парадный двор меж двух рядов сабель наголо.

В сопровождении госпожи хозяйки дома Ана Пауча выходит их машины. Зычный и мужественный возглас «Ура!» в честь госпожи нищенки вырывается из солдатских глоток. Ему вторят все присутствующие. Обмотанные тряпками ноги Аны-нет погружаются по щиколотку в мягкий красный ковер, коварный, как зыбучие пески, и идти по этой ярко-красной лужайке труднее, чем по шпалам железной дороги. Ана Пауча чуть не падает. Господин военный губернатор оказывает ей честь и предлагает ей свою руку (ту самую руку, что тридцать лет назад держала винтовку победителя). Ана Пауча не знает, куда деть свой узелок.

Госпожа супруга военного губернатора сразу же отдает распоряжения — для этого она, безусловно, рождена. Среди слуг начинается суета. Повар в белом колпаке любезно спрашивает у Аны Паучи, что она предпочитает: копченую семгу или иранскую черную икру, фаршированную садовую овсянку или крокеты из гусиной печени? Или отведает всего понемногу? У него редкостные рецепты. Госпожа нищенка полакомится. Смиренно элегантный, как ему и положено, мажордом сообщает ей, что ее место за столом украшено семью азиатскими орхидеями, которые плавают в шампанском (орхидеи выносят только эту питательную среду), но, если госпожа нищенка не переносит запаха орхидеи — такое ведь случается, — Богоматерь Семи Побед простит ее, вмешивается его высокопреосвященство тоном прорицателя. Сегодня ее праздник. Богоматерь сегодня до предела снисходительна. И если госпожа нищенка предпочитает гвоздики… Пухленькая гувернантка объявляет ей, что горничные приготовили для нее постель с простынями голландского полотна на случай, если госпожа нищенка пожелает немного передохнуть после банкета, а также ночной сосуд из прекрасного старинного фаянса.

Все бесконечно предупредительны с ней. Сегодня ее праздник. Она подумать никогда не могла, что в ее жизни выпадет такой замечательный день, как праздник Богоматери Семи Побед.

Ана Пауча отвечает, что все хорошо, все прекрасно, что она не хочет докучать им и чашка горячего супа с куском хлеба… Как можно! Госпоже супруге военного губернатора от волнения становится дурно, несметное множество рук тянут к ее ноздрям несметное множество флакончиков с солью, ее пекинес воет, словно почуял смерть, господин военный губернатор, который накануне подписал пять смертных приговоров, нежно целует собачью морду. Пекинес приходит в себя. Дама тоже.