Амурная примета

– Но это еще не все…

* * *

Эмилия была не по летам умной и сообразительной девушкой и после того, как Вершинин сообщил ей о слежке, быстро смекнула, что они под подозрением. Вскоре подозрение перерастет в уверенность, что они причастны к исчезновению судебного пристава Щелкунова. После чего последуют: следствие, суд, каторга. Какое-то время она раздумывала, как ей быть и что делать, чтобы избежать нависшей опасности. И решила упредить то, что должно было вот-вот произойти. И постараться избежать наказания. Тут и подвернулся этот профессор Сиротин, который не даст ей пропасть, даже если ее вышлют из Москвы куда-нибудь в Вологду.

Эмилия уже решила, что к Вершинину она не вернется, а для этого надлежало, чтобы Сиротин приютил ее. И он, похоже, готов был это сделать…

– Но это еще не все, – выдержав паузу после своего рассказа о знакомстве и жизни с Вершининым, тихо сказала Эмилия. – Я хочу вам рассказать еще нечто другое…

Александр Тимофеевич, казалось, был готов ко всему. Но когда девушка с какой-то безысходностью и дрожью в голосе стала рассказывать о салоне Софии Морель, по какому поводу она, Эмилия Бланк, там оказалась, и как Вершинин заставлял ее принимать предложения от развратников и сластолюбцев, гнев и негодование заполнили его душу.

Да как этот Вершинин смеет распоряжаться желаниями и поступками другого человека? Это ведь не что иное, как рабство. Более унизительное, нежели крепостное право. Дело подсудное, если начать по-серьезному с этим разбираться. Пожалуй, надо поговорить с Жорой, то есть с Георгием Евграфовичем Колоколовым, заслуженным профессором Императорского Московского университета по кафедре уголовного права и уголовного судопроизводства. Проконсультироваться, так сказать…

– Но и это еще не все… Страшное!

«Ну если то, что вы сказали, не самое ужасное, то я не знаю, что и думать», – едва не вырвалось у Александра Тимофеевича. Однако не вырвалось, и он, едва кивнув, сделал вид, что он весь внимание.

– Я являюсь соучастницей настоящего преступления, – такими словами предварила свое повествование Эмилия. И стала рассказывать. Конечно, не так, как все было на самом деле. По ее словам, она заманила судебного пристава Щелкунова на квартиру в Хамовниках, будучи напуганной угрозой расправы со стороны Вершинина. Но она и ведать не ведала, что Вершинин собирается убить судебного пристава…

– Он сказал, что не оставит на мне живого места, если я не приведу господина Щелкунова к нам на квартиру, – промолвила Эмилия и закрыла ладонями лицо. – А когда я привела его, Вершинин велел мне покинуть квартиру, что я и сделала. А потом… – Эмилии стало трудно говорить, поскольку она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться, – потом, когда я пришла домой, пристава на квартире уже не было. Я думала, что он ушел. Но оказалось, Вершинин убил его, убил! – в порыве безмерного отчаяния произнесла Эмилия. – И спрятал в сундук, а сам куда-то ушел. И я всю ночь провела рядом с этим сундуком. Но я не знала! Я не знала, что Вершинин убьет пристава!

Сказав это, Эмилия уткнулась лицом в профессорскую грудь, не в силах более сдерживать рыдания. Несколько раз она пыталась что-то сказать, но у нее не получалось. Наконец сквозь рыдания Александр Тимофеевич с трудом разобрал:

– Я думала, что Вершинин просто поговорит с приставом, чтобы тот помог повременить с долгом, который висел над Вершининым как дамоклов меч. А он… он…

Ее плечи вздрагивали от плача.

Сиротин непроизвольно обнял девушку. Бедное юное создание. Совсем еще дитя. И как много она уже успела пережить…

– Успокойтесь, – поглаживая Эмилию по плечику, произнес Александр Тимофеевич. – Вы ни в чем не виноваты. Насколько мне известно, в «Уложении о наказаниях» есть такое понятие, как «принуждение от превосходящей непреодолимой силы». Вы совершали свои действия под принуждением, противиться которому не могли и не имели сил. Такие деяния, насколько мне известно, не вменяются в вину.

– Неужели? – подняла Эмилия просветлевший взор на ординарного профессора.

– Правда, – искренне ответил Сиротин. – Я, конечно, еще посоветуюсь со знающими людьми, но думаю, все так и есть, как я сказал: вы ни в чем не виноваты. Виноват Вершинин. Он вас заставил!

Эмилия всхлипнула и еще более прижалась к Сиротину, чувствуя, что он в полной ее власти, непременно ее защитит, не даст в обиду. Чего она и добивалась…

– Вы должны оставить этого мерзкого человека, – услышала она голос профессора. И, не задумываясь, ответила:

– Я только что сделала это. Но я боюсь, что…

– Ничего не бойтесь, – не дал ей договорить Александр Тимофеевич, продолжая обнимать девушку. – Я теперь с вами. И более никуда вас уже не отпущу.

– Благодарю вас. Вы… – Она не договорила, расчувствовавшись и опять собираясь заплакать.

– Это я благодарю вас, что вы позволяете мне помочь вам! – с не меньшим чувством произнес Александр Тимофеевич. В отличие от Эмилии, его чувство было искренним.

– И что теперь делать… нам?

– Сейчас мы пойдем домой, – выделив интонацией последнее слово, сказал Сиротин. – А завтра отправимся в полицию, и мы все там расскажем…. Как оно есть.