В кондитерской Эмилия заказала себе горячий шоколад, каштаны в сахаре и детский мармелад в форме симпатичных зверюшек. Покуда все это поедалось с видимым удовольствием, девушка без умолку болтала и задавала Щелкунову различные вопросы, на которые он бездумно отвечал, любуясь щебечущей Эмилией. Он назвал свой точный адрес и совершенно не заметил, как проговорился, что у него дома в кабинете лежит крупная казенная денежная сумма, внесенная взыскателем в качестве обеспечения затрат и издержек на ведение судебного дела. Он вообще многого не замечал. Впрочем, Эмилия была хорошей актрисой и роль свою исполнила безукоризненно.
Когда все было выпито и съедено, Эмилия, облизнув губки розовым язычком, наивно посмотрела на Щелкунова и спросила:
– А можно мне с собой чего-нибудь сладенького?
– Можно, – умилился непосредственности милой девушки Владислав Сергеевич и купил ей коробку конфект «Ну-ка, отними» с шоколадным кремом и квадратную жестяную баночку с монпансье из фруктовых соков.
– Благодарю вас, – немного стесняясь, произнесла Эмилия и сделала книксен, что еще более умилило Щелкунова.
Когда они вышли из кондитерской, сделалось немного неловко, ведь надлежало что-то говорить и куда-то идти, и лучше вместе, нежели порознь. И после минутного молчания Эмилия тихо промолвила:
– Знаете что?
– Что? – с надеждой в голосе спросил Владислав Сергеевич, решивший, что уж если сейчас и расставаться, так только до сегодняшнего вечера. И быстро добавил: – Хотелось бы продолжить наше знакомство…
Девушка опустила головку и едва слышно произнесла, давая понять Щелкунову, что это дается ей не просто:
– Мне тоже… Приходите сегодня на квартиру моей подруги часам к… семи. Она проживает в Хамовниках на Малой Царицынской улице в доме Балантьевой. Вход отдельный, – добавила Эмилия и, подняв голову, внимательно посмотрела на Щелкунова: – Подруга отъехала на несколько дней, так что мы будем с вами одни… Придете?
– Всенепременно, – ответил Владислав Сергеевич и непроизвольно сглотнул слюну…
– Ты просто прелесть! – выслушав рассказ Эмилии, запальчиво произнес Рудольф Залманович. – Тебя мне послал сам Господь Бог! Значит, все свершится сегодня?
– Сегодня, – кивнула Эмилия, победно поглядывая на любовника и ожидая новых благодарностей и заверений в неизбывной любви.
Вершинин вскочил с места и стал нервически потирать ладони. Вот оно, большое дело, что послужит началом новой жизни! Безбедной и беззаботной. Оно случится именно сегодня вечером.
Рудольф Залманович возбужденно прошелся по комнате, где все и должно было произойти…
Готов ли он к этому?
Готов. Давно. Еще когда растратил первую сотню рублей, принадлежащую его компаньону.
– Так значит, ты говоришь, деньги у него лежат в кабинете? – подошел Вершинин к Эмилии, закончив свои нервические метания по комнате.
– Да, так он мне сказал, – ответила девушка и выжидающе посмотрела на него. Однако вместо россыпи благодарностей и пылких заверений в любви Рудольф Залманович просто сел рядом, повалил Эмилию на диван и импульсивно стал стягивать с нее одежды. Потом, вскрикнув от резкой боли – это Эмилия в порыве страсти укусила его за мочку уха, – он резко вошел в нее, и время для них остановилось…
Чуть более чем через четверть часа Эмилия как примерная хозяйка разливала по чашкам чай. Пили его молча, думая каждый о своем.
Вершинин – о том, что после того, как с судебным приставом будет покончено, следует наведаться в его квартиру, да так, чтобы его никто не видел, и найти деньги, о которых Щелкунов говорил Эмилии. Еще Рудольф Залманович думал о том, сколько денег лежит в квартире пристава, и неплохо было бы, если их было хотя бы рублей пятьсот. А лучше тысяча или две.
Эмилия думала о том, что нынешней ночью, возможно, закончится ее безденежное существование и она наконец получит возможность прикупить себе наручные часики и новый гардероб с каракулевой шубкой и муфточкой. Ведь суконное пальтецо уже износилось и не очень грело. Ладно, что покуда зима так себе, с частыми оттепелями. А придет февраль с его вьюгами и трескучими морозами? Как тогда?
После чая принялись выжидать время, и оно, как это всегда водится, стало идти медленно. В половине седьмого Вершинин приготовил веревку и уселся возле портьеры, а Эмилия плеснула на себя капельку из остатков духов «Лила Флёри» и присела рядом.
Чем ближе подходили часовые стрелки к цифре семь, тем они двигались медленнее. Где-то без пяти семь стрелки вообще встали. По крайней мере, так казалось.
А потом в дверь постучали.
Вершинин вздрогнул и посмотрел на Эмилию, которая чуть кивнула ему. Она была немного бледнее обычного, но было похоже, что к осуществлению задуманного она была готова, – уж очень хотелось поскорее прикупить каракулевую шубку. А то скоро зима кончится, а она так и не пощеголяет в своей шубке с муфточкой.
Рудольф Залманович, кажется, не был столь решительно настроен, однако отступать тоже не собирался. Он поднялся с дивана и быстро занял позицию за тяжелыми портьерами, закрывающими окна в спальне. Эмилия, подождав, когда портьеры перестанут колыхаться, пошла открывать.