Амундсен

По всей видимости, решение находит Густав. Что, если полярник обанкротится? Обанкротится? Сам Руал Амундсен? Какой позор! Но для кого позор? Для неблагодарного народа, для нерадивого управляющего, а вовсе не для национального героя — он же никогда не занимался денежными вопросами, верно?

Вдобавок жизнь продолжается и после банкротства. Густав знает. Он через все это уже прошел. Как только откроется конкурсное производство, Леон не сможет претендовать ни на Ураниенборг, ни на Рёдстен. Передачи произошли, когда полярник был неплатежеспособен. Все это подлежит включению в конкурсное имущество.

Но найдется ли желающий объявить Руала Амундсена банкротом? Нет. Даже Леон не намерен этого делать. Он — самый крупный из кредиторов, однако и финансы брата знает лучше, чем кто бы то ни было. У Руала Амундсена есть проблемы с ликвидностью, но несостоятельным его не назовешь. Если, конечно, экспедиция «Мод» благополучно выберется из ледового плена. Уже дважды Начальник пытался телеграфом отозвать судно домой, только ведь даже при наличии на борту беспроволочного телеграфа командовать вмерзшей во льды шхуной далеко не просто. Никто не мог сказать, когда объект реализации выполнит приказ о возвращении. Кредиторы соглашались подождать. В том числе и Леон.

Тебе надо — вот сам и действуй. 2 сентября 1924 года Руал Амундсен объявляет себя банкротом, его имущество будет описано, конкурсное производство откроется в суде по делам о несостоятельности. Скандал стал фактом. Мир в шоке.

18 сентября полярник отправляется из Ураниенборга в недолгую, но важную экспедицию. Едет в Дрёбак. Рядом с ним в «форде», который карабкается вверх по кручам, сидит Густав Амундсен. Наконец-то он занял надлежащее положение — он, всю жизнь воевавший с кредиторами, постоянно бравший в долг, тут пятьдесят крон, там сотню, терявший тысячи на чужих махинациях и вечно прятавшийся из опасения, что те, у кого он выманил мелкие суммы, поколотят его.

Полярник знает послужной список брата. Но как там король Хокон сказал о Хаммере? «Нельзя осуждать человека на веки вечные». Как партнер Густав был куда сподручнее чванливого датчанина. Реноме у Ежика такое махонькое, что вполне помещается у полярника в кармане, — очень удобный мастер-умелец.

Ровно в 12 часов братья входят в нотариальную контору, где состоится собрание кредиторов. Кроме того, присутствуют адвокат Эйнар В. Нансен, который теперь ведет почти все дела в отцовской конторе, и еще один молодой юрист — Лейф С. Руде, — назначенный управлять конкурсным имуществом. С детских лет будущий председатель Общества содействия лыжному спорту был большим поклонником полярника. Леона здесь нет. Это не его экспедиция.

При всех своих зимних интересах адвокат Руде не вполне представляет себе, во что ввязывается, принимая на себя управление конкурсным имуществом Руала Амундсена. В ближайшие несколько лет ему предстоит распоряжаться значительной частью норвежских полярных исследований. В докладе о конкурсном имуществе он констатирует, что экспедицию «Мод» преследовали «чрезвычайно неблагоприятные ледовые условия и режим течений. Именно в этом и должно усматривать главную причину банкротства».

Говоря о том, что побудило его объявить себя банкротом, Руал Амундсен ссылается на весьма благородный мотив, а именно желание «обезопасить остальных кредиторов», чтобы никто не мог упрекнуть его, будто он действовал в пользу брата. Этот довод не только подчеркивает его собственную добропорядочность, но имеет и другой плюс: наносит брату удар.

Перед Гаде он высказывается более откровенно: «Леон вынудил меня отбросить всякую учтивость. Теперь он тоже неизбежностанет банкротом». В письме дону Педро он изображает разрыв с братом в более достойных, однако не менее героических тонах: «К сожалению, должен уведомить Вас, что мой брат Леон уже не является моим управляющим: как только возникли неприятности, он отошел от дел. Стало быть, я совсем один, но сил у меня вдвое больше».

Весть о банкротстве повергает посла Гаде в шок, хотя он лишь коротко замечает, что «все это безусловно наводит на серьезные размышления». В Буэнос-Айресе сообщение тоже восприняли с ужасом. Дон Педро слаб здоровьем, но тем не менее полон «стыда и негодования на наших соотечественников, которые могли пренебречь всеми Вашими законными претензиями на поддержку в Ваших злоключениях». Датская газета «Политикен» констатирует, что Норвегия «заставила весь мир недоуменно покачать головой».

В письме послу Гаде адвокат полярника Алекс Нансен старается подчеркнуть, что в любом случае неверно утверждать, будто «норвежское государство и норвежский народ не хотели ничего предпринимать, чтобы воспрепятствовать банкротству Амундсена. Ведь Амундсен сам не захотел обращаться ни к государству, ни к общественности. Он сам объявил о своем банкротстве, и сообщение об этом безусловно явилось для большинства полной неожиданностью».