Я похолодела. Недавно на гарем жаловалась, думала хуже быть не может? Может. Даром что местную географию учила через пень колоду, про Приграничье слышала. Местность формально поделённая между Аконской империей, Республикой Суассон и парой небольших государств. На деле именно что формально и на картах. В центре небольшие горы, на редкость богатые золотом, серебром и камнями, и не просто драгметаллами и побрякушками — здешние руды и самоцветы лучше других подходили для создания амулетов. Из-за этих-то богатств ещё во времена Изоляции вокруг разгорелись чудовищные магические битвы и войны. Итогом стало то, что на века местность оказалась непригодна для жизни. Трещины пространства — недолгие и нестабильные, потому вдвойне опасные, ведь именно в мелких пробоях особенно сильны искажения пространства-времени. Проход с Листа на Лист через такую трещину на выходе порождал жутких тварей, таракан размером с письменный стол — это ещё самое безобидное. Поля и леса, превращённые в болота, и болота, ставшие джунглями. Плюс уцелевшие големы-автоматы и боевые химеры погибших армий. И как вишенка на торте добавить спонтанные мутации под влиянием разнообразных остаточных чар и алхимических снадобий, причём нередко в поле высокого магического фона эти мутанты оказывались более чем жизнеспособны. После контакта с Книгой миров и обмена технологиями, буйство стихий немного успокоили, самых жутких монстров и мутантов зачистили, и магический фон к тому времени уже понизился. Территорию понемногу начали осваивать, но всё равно это оставался дикий фронтир. А ещё ссылка на здешнюю каторгу часто заменяла смертную казнь.
Ну что же, я хотя бы знаю, где я. Остаётся открытым вопрос, почему кто-то подбил и захватил корабль Онфруа, и как я оказалась тут, закованная в темнице? Кстати, ещё один вопрос, и очень нехороший. Соседка уверена, что меня должны «приходовать», но при этом обвиняют в такой серьёзной статье УК, что даже местные полицейские решили со мной не связываться? Но ведь считыватели здесь точно водятся. Тогда почему они не проверили мой паспорт-татуировку? Дворянство на Бретее не просто милый архаизм, как у меня на Листе. Да сыпани я у всех на глазах яду в колодец и напои водичкой из него пару роддомов — всё равно за попытку суда без представителя императора местных полицейских загонят в болото по самые фуражки.
Ноги опять что-то пощекотало. Я скосила глаза и завизжала:
— Крыса!
— Чё орёшь? Сытые они, не кусаются.
— Уберите её от меня, пожалуйста!
— Тю! Какие мы нежные! — фыркнула тётка.
Тут заскрипела дверь, и крыса шустро спряталась в какую-то дыру в стене. Толстый низенький стражник, почему-то тоже с факелом наперевес вместо нормального фонарика, с лязгом открыл замок и двинулся ко мне. Второй — высокий, крепкий в длинном не то пальто, не то плаще — остался стоять на пороге камеры. Стражник переместил огонь, озаряя лицо вошедшего, и я вздохнула с облегчением:
— Месье Фурнье! Какое-то недоразумение…
Тот холодно посмотрел на меня и приказал:
— В пятый кабинет её.
Развернулся и ушёл. Я попыталась орать вслед:
— Немедленно освободи меня, тут… крысы, а ещё я ранена…
В камеру вошёл второй стражник.
— Меня похитили! — пробовала кричать я. — Я жена Лад…
Меня дёрнули за цепь и больно стукнули по спине. Я чуть не прикусила язык, дальше протестовать не рискнула. Намёк был более чем прозрачен. Стражники быстро освободили меня от железяк и бесцеремонно сдернули с лежака. На ногах я не устояла — всё затекло, в икры кололо, поясницу ломило. Но твердокаменные руки местных жандармов не дали мне встретиться с земляным сырым полом. Мы поднимались по бесконечным ступеням, которые сначала были земляными, но через пару ярусов вверх сделались кирпичными, а потом и вовсе бетонными. Голыми ступнями я отлично ощущала каждую выбоину и как изменялись материал и температура пола. Вместе с бетоном появились и современные лампы. Стражники погасили факелы и всё так же молча шли, временами подталкивая меня в спину, мол, не задерживайся, шагай.
Пятый кабинет в этой тюрьме — а то, что это именно тюрьма с темницами в подземельях, я уже не сомневалась — оказался медицинским пунктом. Радовали окна, пусть и где-то под потолком и зарешёченные. Зато настоящий солнечный свет и кусочек голубого неба. Ну а запах лекарств после тюрьмы воспринимался круче самых навороченных духов. Как мало, оказывается, надо для счастья. Я это недавно уже говорила? Так вот, в прошлый раз я была не права, счастье — вот оно, сейчас. Местный врач был мужчина средних лет, громадного роста, очень худой, почти тощий, с непропорционально длинными конечностями. Лицо отличалось такой же оригинальностью, как и тело: впалые щёки, которые, казалось, соприкасались друг с другом, орлиный нос. Кустистые, лохматые брови, со спрятанными под ними маленькими глазками — они будто жили собственной жизнью, глядели в разные стороны. Довершал образ засаленный белый халат, такой орясине слишком короткий в руках и достающий едва до середины бедра.
— Проверить! — коротко приказал Фурнье.
— Что случилось, монсеньор?