— Конечно. Было бы здорово. Простите за вторжение. И я очень надеюсь, что не разбудила вас…
Я сомневалась, что Арнольд слышал меня. Углубившись в дом, он по пути включил лампу с витражным абажуром, но стало не намного светлее. Лампа стояла на столике за диваном. А диван являлся частью обстановки гостиной, заполненной стеллажами со старинными безделушками. Разнообразные фигурки. Множество статуэток. Подойдя немного ближе, я сумела разглядеть, что они представляли собой всевозможных свинок и поросят.
Бликер исчез в глубине коридора. Где-то там — вероятно, в ванной — также загорелся свет. Какая-то лестница поднималась на второй этаж. Непосредственно слева от меня находился вход в столовую с элегантным столом и стульями. Их окружали очередные стеллажи с безделушками (очередными свинками), но между ними также поблескивало окно с видом на океан. Оно, наверное, было открыто, так как шторы вздувались под ветром.
Порывы легкого ветерка доносили запах морского воздуха, но их явно недоставало, чтобы освежить внутреннюю затхлость. Мрачноватое местечко. Я представила, как Том Бишоп пришел сюда после смерти отца, когда его мать отправили в тюрьму. Совсем недавно мальчик жил нормальной счастливой жизнью. И вот в ночи он стал свидетелем убийства, и вскоре после этого ему пришлось начать новую жизнь, в сущности, с незнакомцами. По крайней мере, мне выдали такую информацию.
Бликер, шаркая ногами, вернулся в гостиную. Он снова показался мне слишком хрупким и слабым. Нездоровым. Держа в руках полотенце, озадаченно глянул на меня.
— Не уверен, сойдет ли вам такое полотенце, — промямлил он, передавая его мне.
Я нерешительно помедлила. Какое такое?
Застенчиво улыбнувшись, Арнольд пояснил:
— Мне не хотелось давать вам одно из тех, что висят в ванной. Но Кэндис все перестирала. Это чистое; может, правда, оно и слегка сопрело… Трудно сохранить вещи сухими, живя у самой воды.
Интересно, кто такая Кэндис — экономка? Дочь? Я вытерла лицо полотенцем. От него исходил немного затхлый запах с примесью ароматного моющего средства. Я подсушила волосы и смахнула влагу с рук и голых ног.
— Спасибо вам большое.
— Я не слышал вашего звонка, — сказал Бликер, — сидел в глубине. Люблю послушать музыку. Мы не… Элис заботилась обо всем этом. Знала, как пользоваться новомодными звуковыми гаджетами. Мы продали старую стереосистему. У меня остался еще проигрыватель, но нет динамиков для него, нет усилителя… Она воспроизводила музыку через интернет. Кэндис пыталась показать мне, как делать это с компьютера. Но я просто пользуюсь своим телефоном. — Арнольд вытащил его из кармана вместе с подсоединенными наушниками. — Элис умерла. Два года назад. — Он посмотрел на меня своими темными блестящими глазами.
— Ох… мне так жаль.
— Вы знали ее?
— Я… Может, присядем?
— Конечно, проходите сюда, пожалуйста.
Он провел меня в гостиную, где я присела на край кофейного столика, чтобы не замочить мебель, и сам опустился в кресло между двумя диванами. На них лежали декоративные подушки, украшенные все теми же свиньями. Отбросив поросячьи образы, я сосредоточилась на их владельце.
— Мистер Бликер, когда-то ваш племянник посещал у меня сеансы психотерапии, всего несколько сеансов.
Рот Бликера приоткрылся. Он слегка вздохнул и просто пристально посмотрел на меня.
— Ох… так вы сказали, вы доктор Линдман?
Я кивнула. Я была совершенно уверена, что мы никогда не разговаривали до этого, но он, должно быть, вспомнил теперь мое имя. Его лоб прорезали морщины.
— Что же привело вас в такую даль? С Томасом все в порядке?
— Вы общались с ним последнее время? — Я положила полотенце на колени.
— Нет. Давненько уже не общался.
— Он просто… уехал от вас?
— Ну, можно и так сказать. Томас и Элис — моя жена — с трудом ладили. Он вроде как… Он уехал от нас сразу после того, как ему исполнилось восемнадцать.
— Как жаль слышать, что у вас с ним возникли трудности… А потом вы связывались с ним?
Бликер задумчиво взирал на свои сложенные руки.
— Нет. Навалилось столько проблем… Я хотел связаться, но Элис заболела. Мы думали, что у нее раннее слабоумие, но оказалась болезнь Альцгеймера. Она опустошила наши силы. Даже ее сестры… Лоры. Они были очень близки. Обе любили собирать коллекции. — Он обвел взглядом стеллажи со свинками и, наконец придя к какому-то решению, добавил: — Мы пережили ужасное время, но, по крайней мере, оно быстро закончилось.
Я вновь выразила Бликеру сочувствие. Мрачноватое уныние этого дома начало казаться мне живым существом. Пора выяснить то, зачем я сюда явилась; вообще-то, неловко совать нос в чужую жизнь. Конечно, мне хотелось бы спросить о Лоре — спросить еще о многом, но я ограничилась тем, что показалось мне наиболее дальновидным.
— Вы называете его Томасом, — спросила я. — Вам не приходилось слышать, что он изменил имя?
— Изменил свое имя?
— Да. И имя, и фамилию.