Битва продолжалась.
«Самому спокойному воителю на свете», как шутливо прозвали Давида Сослана друзья, в эти тревожные дни изменило спокойствие. Строгий соратник поставил перед ним сложную боевую задачу. Трудности представлялись почти неодолимыми. Он должен был (точно рассчитав время!) подоспеть с главными силами к месту сражения вскоре после завязки сражения, когда султанцы будут заняты сечей с авангардом Захария и оставят без внимания непроходимые теснины Болорпахака. Но самое малое промедление в пути, с опозданием выхода главных сил на поле, могло оказаться пагубным для исхода боя, привести к разгрому грузино-армянских войск… Такова была сложная стратагема амирспасалара, и было от чего поволноваться Сослану и его разумному помощнику Тореди. В конце концов при расставании на перевале Мецрац договорились, что Сослан с главными силами расположится на караванном пути в четырех фарсахах от горного прохода и на рассвете по двум дорогам выступит к месту битвы.
Сослан ехал с передовой частью по караванному пути, поднимающемуся по ущелью к Болорпахаку. Внизу в каменном ложе гремел стремительный Аракс. С поворота дороги показался мост, искусно возведенный на семи неравных сводах. Около него, на Мушской дороге, стоял большой караван-сарай. По сведениям разведки, мост и караван-сарай были прочно заняты сельджукскими заставами. Однако дальнозоркий Сослан видел, что мост безлюден. «Значит, бой давно уже идет!» — тревожно подумал полководец. Горный проход был действительно свободен от противника. Выйдя на равнину, Сослан и его спасалары увидели вдали, на западе, огромное облако пыли. На дороге стоял кипчакский разъезд, который подтвердил, что с рассвета ведется бой. К группе военачальников подскакал Аспаанидзе. Круто осадив коня, он воскликнул:
— Государь Давид, вели коннице пропустить вперед моих месхов! Там им место по распорядку обычному…
— Погоди, друг, не спеши в пекло, — ответил рассудительный Торели и обратился к Сослану, который с озабоченным видом вглядывался в дальнее облако пыли: — Амирспасалар наступает с гор, справа. Значит нам, государь Давид, надо ударить слева от дороги. Месхов же поместим посередине. Не то в сече своих же пешцев подавим…
Сослан кивнул в знак согласия:
— Отдавай приказ, Чиабер!
Подход шестидесятитысячных полков Сослана решил исход великой битвы. С ужасом увидел с замковой скалы Рукн-ад-дин, как по долине подошла к лагерю свежая христианская конница. Развернувшись, она обрушилась на измотанных долгой сечей сипахов. Воодушевленный прибытием подмоги, авангард с новой силой ударил на врага…
Гяуры дерзко шли напролом, били, уничтожали, железными клещами прижимали султанские войска к горе. Тщетно подбодрял зычным голосом своих воинов султан, тщетно гнали их в бой обнаженными мечами сотники и беи. Первыми стали отступать огузы. За ними, отбиваясь от наседающего врага, по арзрумской дороге побежали сипахи. Только гулямы с остервенением продолжали отражать атаки курджиев. Но вот у подножья замкового утеса громко затрещали барабаны и пронзительные звуки зурны разрезали воздух. Раздался многоголосый боевой клич. Смельчаки гор — месхи, сваны, пхо-вы и дидои в темных кольчугах, выставив короткие мечи, пошли на приступ замка. Впереди горских цепей шли спасалары Аспаанидзе, братья Григолидзе, неустрашимый Сагир Махатлидзе. У стен замка завязалась отчаянная схватка горцев с султанской гвардией. Рукн-ад-дин понял — сражение проиграно…
У нижнего конца подземного хода, ведущего из замка к арзрумской дороге, держа наготове долгоногих скакунов, давно стояла сотня хорасанцев из личной охраны султана[102]. Задыхаясь от быстрого спуска по подземному ходу, из черного пролома с искаженным лицом выбежал Рукн-ад-дин. От волнения он не сразу попал ногой в стремя и, с трудом перевалив грузное тело через золотую луку, во весь опор помчался по дороге в Арзрум.
Вокруг замка горцы с ожесточением добивали остатки гулямской гвардии. Аспаанидзе, срубив знаменосца, овладел султанским черным знаменем с вышитым двуглавым орлом. С этого момента сражение превратилось в бойню. Сельджуков заперли в железный круг и рубили, «как баранов в хлеву». Замковые рвы наполнились кровью и телами убитых гулямов. Кто не сдавался — погибал. Ерзнкайский и арзрумский эмиры, которые ночевали в замке, так и не спустились вниз с горы и поспешили сдаться в плен амирспасалару Захарию, который с иссеченными в бою доспехами, но невредимый въехал в замковые ворота. Так же благоразумно поступил и рыцарь Урсел. Подняв забрало, он учтиво преклонил одно колено и протянул меч с белым платком на эфесе. Его благому примеру последовал и весь франгский отряд…
Великан Баралтай, весь залитый кровью, был окружен месхами. Он скрежетал зубами от ярости и беспощадно рубил длинным мечом наседавших горцев. Куча трупов образовалась около могучего бейлербея, пока его не увидел князь Иванэ. Подъехав ближе к побоищу, Иванэ закричал:
— О чем вы думаете, храбрые месхи? Пронзите эмира стрелами или, лучше, заарканьте его и возьмите в плен живым!