Пропели вторые петухи, и в горных селениях все проснулось. При свете смоляных факелов выводили заседланных коней. Негромко бряцая оружием, по приглушенной команде всадники строились в ряды. На дальней вершине вспыхнул яркий огонь — сигнал к выступлению.
Из селения Кош длинной колонной стала спускаться по ущелью армянская конница, которую вели князь Иванэ и Вачутян. По тому же сигналу выступили из соседних селений грузинские конные части, их вели Ахалцихели. Когда голова колонны поравнялась с сигнальной горой, по отлогому склону спустился амирспасалар и стал во главе полков. Впереди быстро шагал Ваган с несколькими проводниками, выводя конницу по извилистым тропам на равнину. Негустой туман стал сползать с горных вершин и заполнять ущелья. На каменистой дороге раздавался глухой топот коней. Изредка звенело оружие у всадника, под которым оступился конь. Когда полки подошли к Сурб-огану (в полфарсаха от лагеря), амирспасалар отрядил тысячи кипчаков в сторону Болопархака, в тыл сельджукским заставам, и подал знак развернуть боевые порядки.
Из-за реки доносилось завывание волков, почуявших конские табуны. Безмолвствовал погруженный в сон огромный лагерь. На вершине замкового утеса мерцали редкие костры султанской охраны.
В ночном воздухе прозвучала негромкая команда: «Сабли наголо! Пики к бою!» Проскакали и стали на свои места перед первой линией полков командиры. Всадники изготовили оружие и замерли в тяжелом ожидании. Еще мгновение — и вся конная масса помчится в неудержимом порыве…
Амирспасалар высоко поднял меч. В полном молчании полки двинулись вперед.
Утренняя звезда еще высоко стояла над горизонтом, и только начинали розоветь вершины горного хребта на востоке. Бейрек вышел из палатки. Его палатка стояла на самом краю лагеря, дальше начиналась степь. Туманная дымка покрывала равнину. Издалека доносился неясный шум, заглушаемый журчанием горной реки. Полусонный дяхбаши уже хотел вернуться в палатку, когда порыв ветра снес в сторону туманную пелену и на равнине как будто зачернел невысокий лес. Бейрек широко раскрыл глаза… В пяти полетах стрелы, точно расправивший широкие крылья орел, по равнине катилась грозная лавина закованных в железо всадников. Впереди на кровном скакуне мчался гигант в черных латах. За ним на длинном древке вился стяг.
«Аргут-шайтан!» — с ужасом подумал Бейрек и бросился бежать по лагерной дорожке между походными палатками, выкрикивая:
— Вставайте, мусульмане! Гяуры!
Железная стена всадников наклонила тяжелые копья и, перейдя с рыси на стремительный галоп, помчалась на лагерь.
Глава XXIII. РАЗГРОМ
Дрожала земля. Градом летели мелкие камни и куски засохшей грязи из-под конских копыт. «Стремя в стремя! Не отрываться!» — непрестанно кричали сотники. Железная стена смыкалась теснее, и продолжалась дьявольская скачка. Резкий воздух рвался в ушах, от разгоряченных скакунов остро пахло потом. На клинках высоко поднятых мечей и острых копий алели первые отблески утренней зари. Далеко разносился по равнине грохот копыт, все приближаясь к стану. Из палаток по тревоге выскакивали сипахи, на ходу надевая доспехи.
…Но вот ураган налетел и повалил в громе и пыли шатры на переднем крае лагеря.
Босой, набросив чекмень на широкие плечи, бейлербей ворвался в султанскую опочивальню. Падишах мирно похрапывал на широком ложе, рыжая борода расстилалась на шелковом узорчатом покрывале. Презрев придворный этикет, бейлербей крепко дернул его за рукав ночного халата. Рукн-ад-дин открыл сонные глаза. Недовольно спросил:
— Баралтай? Что еще случилось?
— В лагере гяуры! — задыхаясь прохрипел Баралтай.
Рукн-ад-дин, еще не отошедший от сновидений, пробормотал, зевая:
— Какие гяуры, о чем говоришь?
— Проснись, государь! — заорал в отчаянии бейлербей. — Конница курджиев рубит наших сипахов!
До сознания султана наконец дошло ощущение нагрянувшего несчастья. Он быстро спустил ноги на ковер и заревел на вбежавших оруженосцев:
— Мои доспехи, сыны Эблиса! И коня — живо!
Баралтай, покачав головой, проворчал:
— В лагерь тебе спускаться нельзя, государь. Сам узришь, что там творится!..
Когда Рукн-ад-дин и бейлербей подбежали к краю площадки на вершине утеса, им представилась жуткая картина.
Весь лагерь кипел…
Припав к шеям своих скакунов, вражеские всадники с поднятыми мечами в руках проскакивали между поваленными шатрами и мчались по лагерю, беспощадно рубя сипахов. Те отчаянно защищались, люди и кони валились наземь, задерживая врага. Но все новые и новые ряды неприятельской конницы настойчиво продвигались вперед, используя преимущество длинных мечей и тяжелых копий над пехотой. Все лагерное поле на огромном пространстве было устлано телами убитых и раненых воинов.
Рукн-ад-дин заскрежетал зубами.
— Проклятый Картай! Так прозевать курджиев… — И, повернувшись к начальнику огланов Кобаку, яростно закричал: — Принесите мне сейчас же голову трусливой собаки!
Оторвавшись от ужасного зрелища, бейлербей возмущенно воскликнул: