Амирспасалар. Книга II

Хотя минуло почти полвека после того, как перестала существовать в Риме городская республика, а ее вождь Арнольд Брешианский окончил жизнь на костре, народ не забыл былых вольностей. Пугая загробными страданиями и суля искупление верующим, церковь снова сумела захватить власть в Риме. Папы наводнили город полицией и наемными войсками. Чадили костры инквизиции. Эти жестокие меры, однако, не приводили к должным результатам. Все новые и новые центры еретичества обнаруживали инквизиторы. Антипапское движение развивалось преимущественно среди ремесленников и мелкого торгового люда, находило отклик и в обнищавших городских низах. Отдавая все внимание основному делу — разведке, не сразу заметил Хетумян нужду народа. Но, постепенно удлиняя прогулки, он достиг беднейших кварталов. Здесь, под безоблачным небом, царили голод и нищета, свирепствовали болезни. Великолепные палаццо и соборы центра сменились длинными рядами жалких лачуг, богатые одежды городских верхов — рубищем бедняков. Гордая нищета — ни одного человека с протянутой рукой — поражала. Хетумян стал часто наезжать в предместья.

В жаркий полдень всегда пустынно на грязных улицах. Мужчины где-то бродят в поисках дневного заработка. Лишь изредка слышится стук костылей инвалида, покалеченного в нескончаемых войнах гвельфов с гибеллинами, да раздается плач полуголых ребят, копающихся в мусорных ямах среди туч раскормленных мух.

По сухой земле гулко стучали копыта одинокого всадника в хорошей одежде. Из разбитых окон на него с неприязнью глядели оборванные женщины. К концу дня, когда вытягивались вечерние тени, они бежали в лавчонки, крепко зажав медную деньгу в руке, купить немного прогорклого оливкового масла и залежалую зелень, которые привозили по утрам на тощих мулах крестьяне из Кампаньи. Косые взгляды редких прохожих и нелестные реплики из окон домов убеждали Хетумяна в лютой ненависти городской голытьбы к богатой верхушке. Он почувствовал некоторую опасность для себя (а зря рисковать разведчик не может!) и решил прекратить свои поездки в предместья. Проголодавшись, он задумал в последний раз позавтракать в местной таверне. Привязав коня к столбу у входа, Хетумян распахнул дверь.

Едкий запах чеснока с подгоревшим свиным салом ударил в нос. В полутемном помещении с закопченным потолком и сбитым земляным полом было прохладнее, чем на улице. За столом, у самого окна, затянутого бычьим пузырем, сидел худой старик в залатанном кафтане. Оглядевшись, Хетумян сел за другой стол и хлопнул ладонью по доске.

— Pronto![25] — прогудел густой бас из глубины таверны.

Дядюшка Борромео долгие годы служил на флоте. Тому свидетельством были красное обветренное лицо с седой бахромой вокруг, серьга в левом ухе и зычный голос боцмана.

— Бутылку кианти и закусить! — потребовал Гарегин.

Взгромоздив на стол пузатую бутыль, оплетенную соломой, Борромео исчез на кухне. Хетумян остался с одиноким стариком, который, казалось, дремал. Общительность — качество, весьма нужное для его ремесла, и с легким полупоклоном Гарегин обратился к старцу:

— Почтеннейший, согласитесь разделить со мной завтрак — я не переношу одиночества за столом!

Старик встрепенулся, смущенно забормотал:

— Я, право, не знаю, синьор…

Но Хетумян уже сидел за его столом, перенеся с собой бутылку кианти. Быстро разлив вино в стаканы из мутного стекла, он чокнулся:

— За наше знакомство!

Отменно поджаривал кровяную колбасу дядюшка Борромео, да и кианти было неплохим. Разговорились. Старый Джустиниано оказался римлянином, в молодые годы служил в городской страже, принимал участие в антипапском восстании. С просветленным лицом рассказывал он новому знакомцу о вольных днях республики, о ее славном вожде Арнольде из Брешии.

— Воистину хотел он рай на земле установить, синьор! Чтобы все были равными и не было бы голодных в Риме…

Хетумяна поначалу удивил рассказ старика. Потом он вспомнил, что некогда на его родине Смбат из Зарехавана, основатель тондракийского движения, также стремился к равенству людей в городах и селах.

— Были и у нас такие вожди еретические, были! Но разгромили наших еретиков отцы церкви с помощью нобилей, — заметил он старику.

В потухших глазах Джустиниано загорелся огонь.

— Семь лет народным вождем был Арнольд, с позором изгнал он папу Адриана из города, и сам император не осмелился приблизиться к Риму. Но сатана надоумил папу наложить интердикт на город. Перестали прибывать паломники, лишились патриции главных доходов и выдали Арнольда императору. А тот тотчас передал его в лапы инквизиции. Сожгли святого человека на костре. А с тех пор…

Старик умолк и настороженно оглянулся. В дальнем углу сидел какой-то простолюдин, прихлебывая вино. Хетумян решил переменить предмет беседы:

— Новая круазада готовится, передавали мне знакомцы. Они полагают, что недалек день, когда воинство с крестом на плечах двинется на неверных — освобождать Гроб Господний!

— В который-то раз?! — усмехнулся Джустиниано. Понизив голос, он добавил: — Впрочем, еще неизвестно, кого больше всего ненавидят папы на Востоке…

Хетумян удивленно поднял брови: