Читаем Амирспасалар. Книга II полностью

— Чудно. Неужели остались еще в Армении тондракиты? — удивился Гош. — Еще до нашествия Малик-шаха истребили их патриархи, с помощью князя Григора Магистроса и войск византийских. Ведь вся страна тогда на две части раскололась. Простому народу привлекательным показалось учение Смбата, что в Тондраке проповедовал, пошел за ним толпами бедный люд. Впрочем, к их греховным общинам примкнули даже некоторые мелкие владельцы, даже пастыри иные. Вот как обстояло дело!

— А в чем их учение? — поинтересовался Захарий.

— Писания не признавали тондракиты, считали, что оно придумано для обмана народа! Не признавали и церковные обряды, только человеком считали Христа. Кроме того, тондракиты проповедовали, что все люди равны, и отказывались признавать законы, не платили налогов. С великим трудом справились сильные мира сего с восстаниями, целые селения истребили и высылали еретиков в дальние края.

В голосе старого настоятеля звучала ирония.

— В преследовании еретиков Церковь святого Григория, пожалуй, мало уступала латинцам! Правда, не сжигали у нас на кострах людей, но жгли дома, накладывали патриархи раскаленную «лисью печать» на лоб нечестивцам и убивали их во множестве…

— Теперь мне понятно, почему Малик-шах так легко расправился с Айастаном! — задумчиво сказал Захарий. — С одной стороны, раздирали распри и предательство вельмож и патриархов, а с другой — борьба с ересями. Ну а если простой народ к тондракитам подался и власть царскую признавать перестал, кому же оставалось защищать страну?

<p>Глава IX. ФРАНГСКОЕ СКАЗАНИЕ</p>

Саргис Мхаргрдзели, владетель Тмогвский, полководец и поэт, был тонким знатоком литературы. Когда приезжий купец из Константинополя появился у него с пергаментными свитками и Саргис увидел среди них повесть о Тристане и Изольде, он не задумываясь уплатил греку неслыханную цену за драгоценную рукопись.

Этим сказанием зачитывались тогда и в Европе, и в христианских странах Востока. Кельтская повесть о злосчастных влюбленных перекликалась с произведениями великих бардов Кавказа — Руставели, Низами. Месяц не выходил из дому вельможный переводчик, трудясь над повестью. Наконец перевод с греческого был закончен, набело переписан золотыми чернилами, на лучшей велени, и преподнесен царице Тамар на очередном приеме.

— Спасибо за подарок, князь Саргис. О чем повествует это сказание? — спросила царица.

— Франгское сказание о взаимной и несчастной любви Изольды-царицы и героя Тристана повествует о том, как прекрасная царица предпочла законному супругу доблестного Тристана и тем самым обрекла его на преследования и смерть, — почтительно объяснил Тмогвели.

Задумалась Тамар. И в молчании стояли вокруг нее вельможи и спасалары. Подняв голову, царица сказала с улыбкой:

— Прекрасно. Прочтешь нам сказание в саду, мой Саргис. После приема.

Тамар сидела на летней террасе Исанского дворца вместе с прибывшим из Ани правителем Армении. На аллее дворцового парка показалась жена министра двора Хошак с восьмилетней дочкой Тамтой. Маленькая княжна впервые представлялась царице Картли и вся трепетала от волнения. Необычайная красота девочки поразила Тамар. Обняв и приласкав раскрасневшуюся Тамту, царица милостиво отпустила ее играть в саду с однолеткой — царевной Русудан. Княгиня Хошак удалилась, и Тамар осталась вдвоем с гостем.

— Кого тебе напомнила маленькая племянница, Закарэ? — задумчиво спросила Тамар.

— Прекрасного ангела! — без промедления ответил Захарий и тихо добавил: — Того самого, которого некогда в соборе узрел маленький глупый горец…

На лице Тамар появилась мечтательная улыбка:

— Маленький горец был поэтом, мой Закарэ! Блаженны нищие духом…

— То же самое сказал мой наставник, отец Мхитар Гош, когда ему рассказали об этом случае.

— А разве ты не забыл о нем, Закарэ?

— Нет, государыня. Так же, как и осень в Вардзии…

Тамар протянула узкую руку в перстнях, и гость из Ани склонился над нею.

— Много воды с тех пор утекло, мой Закарэ! — вздохнула Тамар. — Мы оба постарели, у меня двое детей. А ты так и не женился. Допустим, раньше прекрасная анийка не разрешала. Но теперь, я слышала, ты разошелся с ней…

«Все известно царице!» — подумал Захарий, но ничего не ответил.

— Давно не сидели мы вдвоем, вот так, как старые друзья! Ты все время в своем Ани, крепостные стены, дворцы возводишь, нас совсем забыл, — непринужденно продолжала Тамар, изредка поглядывая на окаменевшие лицо правителя Армении.

— Государыня, сильно разоренными получил я свои области, — объяснил с серьезным видом Захарий.

— Согласна. Но не рано ли мирным трудом занялся, друг мой? Из Рума тревожные сведения приходят…

— И то ведаю. В Киликии у меня верный лазутчик пребывает, зорко следит за султаном.

— Ох, непокойно мне, Закарэ! Я совсем одинокой стала, Давид все больше в Алании своей проживает, ты в Ани находишься… один князь Иванэ остался мне верен! — невесело улыбнулась Тамар.

— А вот и он, легок на помине! — молвил Захарий, заслышав знакомые шаги.

Перейти на страницу:

Все книги серии Армянский исторический роман

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза