Он важно кивнул, стараясь не смотреть на свои сцепленные на животе руки. Корявые пальцы, унизанные перстнями. Болят по ночам. И лениво рассердился, удобнее устраивая грузное тело в мягком кресле. Рабыня. Пусть красавица, мало ли у него красавиц. Совсем молодая, — и такого добра у него полный женский сад. Но ни одна не заставила вспомнить о возрасте. О том, что когда-то эти пальцы были тонкими и сильными. Молодыми. А брюха, выпестованного десятилетиями пиров и роскошных трапез, не было вовсе. Чем же она другая?
Веки тяжелели, он отчетливо ощущал, как они наползают на глаза, хоть раскрывай их во всю ширь. И щеки. Наверняка висят, как у старого пса. Да что с ним? Ребенок, которого не было на свете пятнадцать лет тому. Девчонка без мозгов, бутон, бессмысленный еще звереныш. И ему неловко, что она увидит его, своего повелителя. Стариком.
— Приведите, — голос надтреснуто отозвался внутри головы, такой — чужой и одновременно свой голос, с которым Даэд прожил семь десятков лет, привыкая к его изменению.
«Голос постарел вместе со мной…»
— Ее готовят, мой владыка. Новые одежды…
— Ведите в чем привезли.
Он расцепил руки и выпрямился, укладывая их на пухлые бархатные подлокотники. А потом увидел ее в проеме распахнутых парадных дверей. В толпе рабынь, что расступались, оставляя девушку в одиночестве.
Босая. В домотканом покрывале, туго обернутом вокруг груди.
«Ее я буду любить. Пока не умру. Благо, осталось совсем недолго».
— Так ты говоришь, что…
Даэд открыл глаза, опуская их на раскрашенное поле доски. Там, среди варварской роскоши колонн и статуй толпились нарисованные люди, смуглые, с гладко забранными под чеканные обручи волосами, кто-то в пышных полосатых одеждах, другие — в крошечных набедренных повязках. И на лестнице, ведущей к богатому трону — две фишки, сцепленные руками, такие чуждые среди изысканного рисунка. Но плотно закрывающие зазоры прорезанного для них отверстия.
— Это… — Даэд пытался собраться с мыслями, чтоб задать верный вопрос, но было сложно, мысли двоились. Торжествующая печаль грузного старика, облеченного абсолютной властью, не хотела уходить. И он посмотрел на свои руки. Молодые руки с сильными пальцами.
— Убери. Не бойся, теперь оно в памяти. Теперь я.
Даэд с трудом вытащил фишки, подал белую Неллет. И послушно закрыл глаза, напрягаясь, чтоб встретить нового двойника.
Неллет наощупь скользнула рукой над самой поверхностью новой доски. Почти уронила фишку, накрывая ее слабой ладонью.
…подалась ближе к зеркалу, внимательно глядя на блестящие губы в перламутровой помаде. Прицелилась и точным движением поправила уголок губ, закрыв карандашик, бросила его в сумочку.
— Ну? — повернулась, изгибая талию и подмигнув наклеенными ресницами, — думаешь, устоит?
Девушка у большого окна пожала плечами, кивнула одобрительно, разглядывая подругу. Но сказала вредным насмешливым голосом:
— Говорят, ему нравятся скромницы. Домашние такие. А еще говорят, он до сих пор обедает только с мамой. Водит ее в рестораны, каждый день.
— Пф. — Неллет отряхнула шелковую блузку, подумала секунду и расстегнула еще одну пуговку, так чтоб виднелось нежное кружево, — от скромниц отучим, маму приручим. В первый раз, что ли.
— Оставила бы щенка, дорогая, — посоветовала вторая, идя следом за стуком каблучков к двери, — он только из Академии, рвется работать. А нам с тобой до трансформации несколько месяцев, все равно уйдем.
— Мешать работать не буду. Но после работы и щенкам нужен отдых, так? Отдых, достойный прекрасного пса лучшей породы. Успею. Посмотришь, милочка, через три дня он будет приносить мне палку, по команде.
Они рассмеялись, и смех оборвался. За углом стены шагнул навстречу и прошел мимо, кивнув, высокий парень в хорошем костюме, держа в опущенной руке толстый портфель.
— Кажется, он все слышал. Теперь держись, подруга.
Неллет не услышала шепота, стояла, глядя перед собой. А внутри продолжала смотреть в только что встреченные глаза. И знала, он тоже, удаляясь по гулкому коридору, смотрит на нее. В нее. В самое сердце.
Глава 19
Игра длилась. Даэд не слышал шепота кенат-пины, который следовал за их негромкими словами, не передающими сути увиденного: они с Неллет просто обменивались короткими фразами, отмечая начало очередного изменения. Вытащить доску, не глядя, что на ней, провести зажатой в пальцах фишкой, опуская ее — почти всегда точно в прорезь. Открыть глаза, убеждаясь, что обе фишки, сцепясь, снова нашли свое место, двойное, в картине очередного мира. Миры снов, думал Даэд, всматриваясь в незнакомые картинки, но иногда узнавая их. Никогда не из реальности, всегда — приснившиеся ему когда-то. Переводя испытующий взгляд на безмятежное, но одновременно слегка напряженное лицо Неллет, убеждался — какие-то из картин снились и ей.
Их было так много, что через полтора десятка карт Даэд перестал пытаться запомнить. Она сказала — все остается в памяти, напомнил себе. И просто вынимал очередную доску — шероховатую с изнанки, гладкую с расписанной стороны.