Америка (Reload Game)

…В освещенной парой свечек комнате с громоздящейся в углу кучей не разобранного еще скарба (уж не сегодня ль у них был заезд? — вот ведь карта нам повалила, тьфу-тьфу!..) они застали двоих: юный послушник как раз заканчивал первую приборку, сгоняя метлой к порогу геологические наслоения многолетнего мусора, а их старший группы (вот ведь въелась уже в мозги терминология, а?..) перебирал за складным столиком какие-то бумаги. Падре поднял на вошедших отуманенный хозяйственными заботами взор, и Ривера в искреннем изумлении осведомился вместо приветствия:

— Что вы здесь делаете, святой отец?

— Мне кажется, этот вопрос уместнее задать вам, — хмуро усмехнулся Игнасио. — Я-то под своим кровом, а вот что здесь делаете вы, сеньор ликвидатор?

— Вы что, знакомы? — нехорошим голосом осведомился Зырянов, поправляя кобуру.

— Так точно, компаньеро. Некоторое время назад, на Территории пуэбло, у нас со святым отцом состоялся богословский диспут об учении братьев Марианы и Суареса… А вы, как я понимаю, получили с той поры новое назначение, падре, внезапно?

— Как видите.

— Хм… Это — результат моего тогдашнего посещения?

— Вы специально разыскали меня, чтобы выразить сочувствие? — усмехнулся иезуит. — Вот уж не думал, что ликвидаторы столь сентиментальны…

— Святой отец! — решительно начал Ривера после секундного раздумья, сделав Зырянову неприметный жест, означающий: «Предоставьте это дело мне!» — Помнится, я при расставании сказал тогда, что вы — хороший человек, правильный. Ну так вот…

У нас на руках — двое раненых, тяжелых. И спасением души своей клянусь — они не имеют к нашим делам никакого касательства: мирные путешественники из России, угодившие тут в графу «попутных потерь» на совершенно чужой войне… Но я не могу просить у вас убежища для них, не предупредив: по их следам может идти и полиция, и кое-кто много хуже полиции. Что вы скажете на это, святой отец?

— А то вы не знаете — чтó я скажу… — пробурчал иезуит. — Давайте, заносите своих русских — не под дождем же им там, раненым, валяться… А дальше — видно будет.

…При первом же взгляде на Расторопшина падре только присвистнул и обернулся к послушнику:

— Давай-ка дуй к сеньору Миллеру, живо: мы как раз через него проезжали — дорога тут одна, не перепутаешь.

— Это — куда? — мигом насторожился Зырянов.

— Тут, через холмы, есть хутор, хозяин — хороший человек, даст лошадь, за доктором сгонять.

— Прям так и даст, посреди ночи?

— Для меня — даст.

— Ну, спасибо вам, падре… — пробормотал резидент, успев уже сообразить: спустя час вся их секретность не будет иметь уже вообще никакого значения — что так, что эдак.

В дверях появился Ветлугин, с Сашей на руках — и тут стало твориться нечто странное. Падре как раз, сняв рясу и засучив рукава рубахи, готовился к перевязке — «…Ну-с, посмотрим, что здесь можно сделать, в рамках моих скромных медицинских навыков», — и взявшийся помогать ему Ривера сперва увидал, как внезапно перекосилась, переливая воду через край, жестяная миска в руках иезуита, лишь затем догадался взглянуть тому в лицо. «Он напуган… да что там — напуган, он в ужасе!..» — ошеломленно сообразил боевик; а ведь он-то знал: этот человек — точно не из боязливых…

— Силы небесные… — тихо вымолвил падре, сотворяя крестное знамение. — Причем тут врач — здесь нужен экзорцист!

— Вы это что, всерьез, святой отец?

— Нужен экзорцист, срочно — причем не моего уровня! — в неподдельном отчаянии повторил Игнасио, во все глаза глядя на спящего непробудным сном мальчика. — Поймите, я всего лишь — coadjutor formati spirituales, мне с этим не справиться! Ну, точно так же, как я не смог бы, с моей фельдшерской подготовкой, сам сделать вот этому сеньору полостную операцию!

— Простите, святой отец — не могли бы мы с вами уединиться, ненадолго? Ну, вроде как для исповеди?

— Вроде как — тогда? — безнадежно вздохнул иезуит.

— Да, именно.

— …Падре, — начал Ривера, когда они перешли в соседнюю комнату; здесь было уже чисто прибрано, и Спаситель глядел на них с распятия взглядом командира батальона, вынужденного выполнять бессмысленный приказ об обороне незащитимой позиции. — Падре, девушка — колдунья…

— Да, я вижу, — равнодушно отозвался Игнасио. — Желаете просигнализировать? — ну, так с этим не к нам, а к коллегам-доминиканцам…

— Она сильная колдунья, святой отец. Тамошние иерархи — если их можно так назвать — ее побаиваются.

— Вполне возможно. И что?

— И — она хочет спасти мальчика, по каким-то своим резонам. Раз уж терять все равно нечего, святой отец — пусть она попробует?

— Вы сошли с ума! — помотал головою падре. — Всему же есть пределы… «Изгонять Бафомета силою Вельзевула…»

— Я не силен в здешних синкретических культах, святой отец, но девушка говорила, что ее богиня, Эрзули, состоит в родстве-свойстве с Девой Марией. Что она, по-вашему, имела в виду?

— Скажите, — устало усмехнулся иезуит, — а сан принять — действительно собирался некогда ваш покойный командир, а не вы сами?..

— Неважно… Так что там насчет ее Эрзули?