Америка (Reload Game)

Впрочем, адмирал Гудвин как был, так и оставался отличным командиром, и соображал он, уж конечно, не хуже мичмана Шмидта. Выматерив себя, конечно, за проявленное «прекраснодушие-и-душенараспашие», он тут же принял абсолютно верное решение: обездвижить «Варяжского гостя», аккуратно снеся тому пушечным огнем весь рангоут — после чего захватить чертов пакетбот шлюпочным десантом и извлечь его из канала, отверповав с мелководья теми же шлюпками. Слишком близко подходить к месту действия фрегаты не решились (скорее всего, конечно, рассыпанные калифорнийцами по фарватеру плавучие мины — имитация, но а ну как — не все?), но сейчас шесть набитых морскими пехотинцами шлюпок с фрегатов «Резольюшен» и «Йорктаун» неслись взапуски, как восьмерки Королевской регаты в Хенли, к лишившемуся мачт калифорнийцу — команда которого, в свой черед, с чувством выполненного долга погрузясь в шлюпки, спешно отваливала в сторону недалекого берега…

— Ну вот и всё, гардемарин, партия, — облегченно рассмеялся Шмидт при виде по-крабьи вылезающего из трюма, разматывая за собой бикфордов шнур, Дяди Сэма. — Как видите, мы нашли содержимому тех торпед куда лучшее применение. Через пяток минут Гудвина ждет пренеприятнейший сюрприз: что «Варяжский гость» застрял в канале неизвлекаемо, а сам он со всей своей эскадрой — в ловушке. В принципе, он может попытаться расчистить фарватер, взорвав затопленного нами «Гостя» в мелкие дребезги; он потратит на это уйму флегмита и времени, а катастрофическая потеря темпа и так уже налицо… Давайте-ка, ребята, уходите — крайняя шлюпка, небось, уже нервничает.

— Компаньеро командующий! Позвольте лучше мне!..

— Ну уж нет, гардемарин, дудки! Честь поджечь этот бикфордов шнур я не уступлю никому!

— Компаньеро!..

— Да не волнуйтесь вы за меня, Дядя Сэм! Заряд рассчитан так, чтоб подрывник успел уйти вплавь, пока не разошлась воронка, а плаваю я как выдра. Риска никакого!

А когда выпущенная им из рук огненная змейка, проползши вдоль всей палубы, юркнула в трюм, чтоб ужалить там во сне почивающий в носовом отделении флегмит, ему отчего-то припомнилось вдруг: «Гектор был вовсе не герой, а нормальный человек — потому-то Трою и сумели взять, только когда его убили». Он написал это когда-то в своем вступительном сочинении в Школу навигаторов, удивительным для себя образом не схлопотав за то неуда. Вот и сам он тоже — ни разу не герой, просто он хорошо умеет считать, как и положено немцу-преферансисту.

— …Ну? Чего он медлит? — Прянишников, привстав в шлюпке, чувствовал, как его начинает колотить дрожь, почище, чем тогда, под артиллерийским огнем на «Варяжском госте»: «восьмерки Королевской регаты» неумолимо приближались, а взрыва всё не было и не было. — Дядя Сэм?..

Он перевел взгляд на боцмана и осекся, разглядев выражение его лица: краше в гроб кладут.

— Это не он медлит. Это — запал: что-то там пошло наперекосяк…

— Но как же так?

— Да по тысяче причин! Запалы, брат, штука тонкая… Что ж ты творишь-то, Никола Угодник?! — воззвал тот непосредственно к небесному покровителю Нэйви. — Чтоб такой план — и по такой ерунде прахом пошел!..

…Шмидт и сам уже поставил беспощадный диагноз: что-то пошло не так с запалом, и исправлять это «что-то» — поздно: шлюпки с американскими десантниками приблизились уже на пистолетный выстрел.

Ему отчего-то захотелось не выматериться в небеса, почерпнутыми некогда от Дяди Сэма морскими загибами, Большим и Малым, а по-детски всхлипнуть: «Так нечестно!..» Ведь он так здорово всё рассчитал, без единой ошибки! Эх, немец-перец-колбаса… преферансист хренов… а у богов-то ведь — весьма своеобразное чувство юмора, об том и вся «Илиада»…

Еще раз смерил взглядом дистанцию до шлюпок — сперва до американских, потом до своей, — и, медленно-медленно вытянув из кобуры табельный «калаш», направился к ведущему в трюм люку. В голове его, вместо чего-нибудь приличествующе-возвышенного, вертелся дурацкий стишок-дразнилка: «Мичман Шмидт из пистолета хочет застрелиться»; совершенно не хочет — но что ж поделаешь, коли так карта легла!

…Когда впереди ахнул-таки взрыв и «Варяжский гость» стал стремительно уходить носом в воду канала, Дядя Сэм, стащив с головы матросскую шапочку и размашисто перекрестясь, выдал в пространство эпитафию:

— Эх, какой мог бы быть командир — второй Евдокимов! Да что там — «второй»: первей первого! Но вот ведь оно как…

Огляделся окрест — и узрел еще одно, несущееся к ним на всех парах по приморской железнодорожной ветке, подтверждение незаурядных стратегических дарований погибшего мичмана: странного вида поезд из паровоза с двумя платформами, спереди и сзади.

— …Ну как — достаем до них?

— Похоже, достаем — хоть и на пределе дальности! — и складная подзорная труба коммандо-сержанта Таанта вернулась от инженер-лейтенанта Штромберга (поднятого по тревоге и не успевшего толком экипироваться) обратно к хозяину. — Этот ваш командующий, Шмидт, и в самом деле здорово всё рассчитал, решпекты ему! Снарядов вот только у нас маловато — три штуки всего…