После этого друзья отца поздравляли его. Хотя она никогда не видела их лиц, но, конечно, узнавала голоса. Среди них были голливудские актеры, один или два участника групп Grateful Dead, Jefferson Starship, Eagles, Talking Heads. В более поздние годы можно было встретить представителей более новых групп, таких как REM, Grandaddy и Krakow.
Она прислушивалась к переливам гитарных нот. Клавишные инструменты вихрились, как беспокойные духи, перемещаясь по комнате от колонки к колонке.
Снова на нее нахлынула пустота. Чувство одиночества, которое было настолько велико, что казалось, будто внутри нее образовалась пещера. Пустота. Вакуум.
Ее рука легла на прохладный шелк платья. Она почувствовала под ним бедро.
Эйприл представила, что это рука любовника. Она представила, как рука сжимает ее ногу, а затем нежно скользит вверх, по животу, к горлу, где скользит по шее, а затем нежно тянет ее к губам любовника.
У нее были деньги. Роялти от альбомов ее отца обеспечивали ее всем необходимым и даже больше. Она могла нанять помощь по дому. Даже няню, если появятся дети.
Она допила молоко и поставила стакан на стол рядом с креслом. Музыка наполнила комнату. Но она больше не успокаивала.
Сейчас ей нужен был собеседник. Прямо сейчас. Но женщина знала, что он не появится из воздуха. В то же время ее жажда общения была почти непреодолимой. Ей хотелось кричать. Хотелось бить кулаками по стенам. Хотелось вдавить кулаки в пустую боль в животе.
Даже боль была бы предпочтительнее этой грызущей пустоты.
В это время ночи отчаяние становилось все сильнее.
Отчаяние, которое часто приводило к постыдным мыслям. И еще более постыдным поступкам. Но она ничего не могла с собой поделать.
Если бы только сейчас раздался стук в дверь, она открыла бы эту дверь не раздумывая, и приняла незнакомца, который избавил бы ее от боли одиночества, без лишних слов и расспросов. И неважно, кем бы он был. Он стал бы для нее всем.
Глава 16
Бекерман смотрел, как луч фонарика пробивается через тускло освещенную комнату и освещает пару бледных ног. Девушка держала руку над промежностью. У нее отсутствовала челюсть, как будто кто-то отрубил его тесаком, прежде чем сделать то же самое с ее носом. Может, забрал их как сувениры?
- Тебя заводит, Гонсалес? - спросил он.
- А тебя это заводит? - Тот перевел луч на другую статую: обнаженного безрукого мужчину.
- Посмотри на это, а? Проклятые греки ничего не показывают на девушках, но у их парней всегда все висит на показ. По-твоему, это справедливо? А, Гонсалес?
Гонсалес не ответил. Он направил фонарик на другую статую, потом еще на одну.
Бекерман вдруг понял, что его напарник всерьез проводит тщательный осмотр помещения.
- Господи, Гонсалес, ты действительно думаешь, что здесь мог кто-то затаиться?
- В этой работе нельзя быть слишком осторожным.
- Осторожным, точно. Ты должен быть очень осторожен, чтобы не умереть от скуки. Ты новичок пока, посмотрю на тебя через пару лет.
Гонсалес осветил другую статую.
- Куинн погиб здесь прошлой ночью.
- Доказывает мою точку зрения. Парень умер от скуки. Заснул на лестнице.
- Думаешь, это смешно, Бекерман?
- Это не так смешно, как приступ диареи в борделе, но сойдет.
- Я не думаю, что это фу...
- Срань господня! - Бекерман схватил Гонсалеса за руку. - Этот двинулся!
- А? Что?
Бледный луч прыгал от статуи к статуе.
- Вот! Видишь?
- Где?
- Вот оно!
Гонсалес вырвал руку из хватки напарника и оттолкнул его.
- Ты думаешь, это смешно, парень?
- А разве нет? - рассмеялся Бекерман.
- Я набью тебе морду. - Он снова толкнул его.
- Эй, отвали. Ты что, шуток не понимаешь?
- Шутка? - Он замахнулся фонариком. – Сейчас я тебя рассмешу!
- Успокойся, парень. Ради всего святого. Ты хочешь... - Внезапно раздался грохот. - Что это было, черт возьми?
Гонсалес уже бежал к дверному проему.
- Подождите, черт возьми! - позвал Бекерман громким, хриплым шепотом. Он бросился за напарником и застал Гонсалеса застывшим в коридоре, пристально уставившимся в темноту с револьвером в руке.