— Баба, кажется. Была, — добавил Эсдин, брезгливо поморщившись.
Он был прав — у монстра и правда сохранились вторичные половые признаки. На тощем искорёженном мутациями теле они смотрелись нелепо и омерзительно, будто лишний раз напоминая, насколько противоестественно то, что произошло с этой несчастной женщиной. Сам хаос коснулся её, искажая и уродуя так, что тело поплыло, как расплавленный воск.
Я подумал о Красной руке. Даже если они научились как-то управлять игнисом, чтобы усиливать своих последователей, то сильно сомневаюсь, что это проходит без сучка и задоринки. Наверняка во время подобных экспериментов у них постоянно случаются всякие неожиданности. Игнис — штука слишком коварная и нестабильная.
Отчаянные ребята, ничего не скажешь. Если, конечно, они это делают добровольно…
— Да упокоит Триединый его душу, — осеняя обезглавленное тело латника крестом, произнёс отец Калиман. — Он погиб храбро, отдав свою жизнь, чтобы мы смогли достичь своей цели. Достойнейший поступок, коим он заслужил место в райском саду.
Это, мягко говоря, было преувеличением. Бедолаге просто не повезло, и ничего особо геройского в его смерти не было. Но святоша, похоже, не мог обойтись без пафосных фраз.
Я обратил внимание, что крестится он необычно — не так, как на земле. Да и вообще религия на этом Осколке, хоть и напоминает по внешним атрибутам христианство, наверняка имеет и массу мелких различий.
В своей прошлой жизни я не относил себя ни к одной конфессии, поэтому и местные верования воспринимал спокойно — просто как часть культурных особенностей. Но то, что здесь, в Лабиринте, проявляются отголоски христианства, выглядит любопытно. Причём вряд ли этот Осколок — слепок с Земли. Слишком много чуждых деталей.
— Ну, а ты, наёмник… — Калиман окинул меня задумчивым взглядом. — Похоже, я не ошибся, взяв тебя с собой. Сам Триединый ниспослал тебя!
Ну да, ну да. Только вот выглядит этот Триединый, как бледнокожая рогатая демоница с пышным бюстом и бездонными провалами вместо глаз. Вот бы ты удивился.
Своего скепсиса я, конечно, постарался не выдать и сдержанно кивнул в ответ.
В одном Калиман был прав — без меня солдаты вряд ли справились бы. Двигались они слишком медленно, в том числе из-за тяжелых доспехов. При этом броня не особо помогала им против огненного дара монстра.
Убирая меч в ножны, я обратил внимание, что дол, проточенный по центру клинка, почти наполовину наполнился чем-то красным. Сначала я принял это за кровь, но субстанция была более яркая и плотная, заливающая выемки в металле, как сургуч. За счёт неё на полотне клинка стал ярче выделяться не только дол, но и узор рядом с рукоятью. Этакая дополнительная цветная заливка, явно пока незаконченная. Осталось около трети. Может, чуть меньше.
Описание самого меча не изменилось, он по-прежнему отмечался как «Непробуждённый». Но процесс явно пошёл — достаточно было дать ему вкусить крови. Причем кровь была специфической — пока я убивал им исключительно игнисных тварей. Так и задумано? Или он принимает любую?
Ладно, увидим…
На щит я тоже взглянул и с удовлетворением отметил, что на нём не осталось ни царапины. Всё-таки артефакты Лабиринта — это сила. Даже самые обычные на вид.
Отец Калиман тем временем уже отыскал заброшенный колодец. Его верхняя часть, сложенная из дикого камня, доходила примерно до пояса, и сейчас была закрыта сверху тяжелым дощатым щитом, играющим роль не то стола, не то прилавка. Втроем с солдатами мы сдвинули эту крышку. Тайлин разжег факел и сбросил вниз. Перегнулся через край, пытаясь разглядеть дно.
— Осторожнее! — проворчал Эсдин, приглаживая вислые усы, делающие его похожими на старого моржа. — Вдруг и там какая-нибудь пакость притаилась…
Арбалетчик отшатнулся, крестясь.
— Да я так… — буркнул он. — Смотрел, как туда спускаться-то будем.
Я, зная о том, как грибница Скверны привольно чувствует себя в темных замкнутых пространствах, тоже не спешил соваться в колодец. Но вроде обошлось. В яме было темно, сыровато и изрядно пованивало. Но было безопасно.
Спуститься нам и правда удалось далеко не сразу — сначала пришлось обыскать весь рынок в поисках подходящих крепких верёвок. Колодец оказался не таким глубоким, как я ожидал — от силы метра четыре. Но объяснение этому нашлось быстро — на дне его высилась огромная гниющая куча всякого хлама. Похоже, когда колодец пересох, его некоторое время использовали как мусорную яму.
— Загадили всё-таки, — морщась и вороша слежавшийся мусор носком сапога, проворчал Калиман. — Люди порой хуже свиней, да простит меня Триединый за такие речи…
Потайной лаз обнаружился за поворотной плитой, искусно замаскированной под каменную кладку. К счастью, открывалась она наружу, так что слой хлама разгребать не пришлось — часть его просто вывалилось в проход. Судя по всему, пока колодец функционировал, потайной выход располагался выше уровня воды.