– Что, если мы пробудим их ровно настолько, чтобы они смогли вступить с нами в осмысленный диалог – как у нас с Зей – а потом предоставим им право выбора. Мы могли бы предложить им простой способ вернуть свой покладистый нрав – по желанию, в индивидуальном порядке. Они не могут дать согласие на мое предложение, но если мы поместим их в состояние, которое даст им возможность осознать мой вопрос, это не значит, что они будут обязаны оставаться в нем и дальше. Образ мышления Зей нельзя было назвать идеально самоподдерживающимся: переход в это состояние еще не гарантировал, что ему будет отдано предпочтение. Каждый член их сообщества по-прежнему сможет обдумать ситуацию и принять собственное решение.
Парантам задумалась. – Допустим, мы поступим так, как ты предлагаешь. Что дальше? Те, кто решат вернуться к прежней жизни, надо полагать, останутся в Ковчеге; вопрос в том, смогут ли они ужиться с тысячей неугомонных Зей, если от этого не будет зависеть их жизнь?
– Остальные будут исследовать балдж или отправятся вместе с нами в диск.
– Исследовать балдж? И как именно? – не унималась Парантам. – Разве Отчужденные обещали предоставить им доступ к местной сети?
– Ну, нет, – неохотно согласился Ракеш.
– И разве Амальгама давала обещание впустить их в диск?
– Ты думаешь, что из-за фокуса, который Отчужденные выкинули с Лал, жителям Ковчега не разрешат вступить в Амальгаму?
– Я думаю, что улаживание дальнейших взаимоотношений между балджем и диском займет какое-то время. Я считаю, что нам нужно вернуться и навести порядок в этой неразберихе, прежде чем устраивать интеллектуальный ренессанс в маленьком и тесном ковчеге без аварийного выхода.
Насчет главной проблемы, вызывавшей беспокойство Парантам, возразить ему было нечего. Нельзя было просто разжечь это пламя и уйти, переложив разрешение будущего конфликта на самих обитателей Ковчега. Эти существа были заперты глубоко на дне гравитационной ямы, не имея в своем распоряжении ни планеты, которую можно было бы использовать для добычи материалов, ни каких-либо ресурсов за исключением мизерных запасов самого Ковчега и разреженной плазмы в аккреционном диске нейтронной звезды. По замыслу создателей Ковчега переключатель в их мозге срабатывал не просто в момент кризиса, но также и в момент открывшихся возможностей. Но без моста, связывающего Ковчег с внешним миром, такой возможности не предвиделось. Было бы слишком жестоко оставлять их томиться в собственной неудовлетворенности.
– Хорошо, – сказал он, – нам нужно расчистить путь из балджа в диск. Покинуть это место, а потом вернуться обратно. Будем надеяться, что идиоты из диска пропустят нас через границу, а идиоты из балджа снова впустят нас внутрь.
Кивнув, Парантам облегченно рассмеялась. – Значит, все? Мы договорились? Это твое окончательное решение?
Ракеш замешкался. Прежде, чем они вернутся сюда во второй раз, пройдет не одна тысяча лет. Ковчег наверняка уцелеет и все останется практически таким же, как и сейчас, вот только Зей уже давно не будет в живых.
Он уже знал, что ответила бы Зей, если бы он поделился с ней этим планом, этим обещанием далекого будущего. Она бы стала упрашивать его найти ту самую искру в ее сознании, которая отличала Зей от соплеменников, ту самую искру, с которой он общался, которую растил и подбадривал смена за сменой.
А потом она попросила бы Ракеша проникнуть в ее разум и загасить эту искру навсегда.
ГЛАВА 26
С тьмой было покончено; теперь Осколок снова со всех сторон окружало непрерывное сияние Накала. Свет был мягче, чем в начала их путешествия, а его цвета – не такими резкими. Вдали от Средоточия все пошло на спад: и ветер, и свет, и веса. Рои подумала: мы могли бы избежать осложнений и неприятностей, если бы отправились в путь задолго до появления Странника.
– Когда вы с Гулом рассказывали, что выросли без темных фаз, я вам никогда по-настоящему не верил, – признался Хаф. – Такое и представить-то сложно. – Рои не знала, шутит он или говорил серьезно; иногда отличить одно от другого было непросто. – Как, интересно, к этому отнесется следующее поколение?
– Поживем – увидим, – ответила Рои. Иногда ей нравилось подыгрывать Хафу, присоединяясь к его безумным домыслам, но в последнее время она опасалась излишних разговоров о будущем, как будто надежда, выраженная словами, становилась более ранимой и уязвимой, чем негласная тяга к безопасности, которую испытывал каждый житель Осколка.