Алый феникс

Когда-то Марракан был процветающим и живописным краем, в котором жили кинокефалы — целая раса существ, похожих на ксилаев, но с песьими, а не кошачьими головами. С ксилаями у них были сложные взаимоотношения, регулярно случались стычки и даже войны, но со временем установилось шаткое равновесие, основывающееся прежде всего на уважении к силе соперника. Кинокефалы по сравнению с ксилаями были немногочисленной, но высокоразвитой цивилизацией — искусными инженерами, магами, строителями.

Кроме того, сказывалось местоположение Марракана. За счет отдаленности его не коснулись ни события великой войны между Черными генералами, ни магические катаклизмы финальных сражений между ксилаями и алантами. Кинокефалы жили в своем относительно небольшом анклаве, в стороне от остального мира.

Как это часто бывает, то, что не разрушается от внешних воздействий, легко рассыпалось от внутренних конфликтов.

На протяжении сотен лет Марраканом правил бессмертный маг-фараон Хумай, получивший прозвище Алый феникс. Он достиг таких высот могущества, что его почитали почти как бога. В пантеоне Артара он, пожалуй, занимал одну ступень с Хануманом, а для народа кинокефалов был живым пророком — как Суань Ю для ксилаев. Правителем он был мудрым и справедливым, но со временем его все меньше интересовали мирские дела — он продолжал совершенствоваться в магии, выходя на новые горизонты.

Охраной Хумая и всего Марракана занимались священные воины — меджаи, которые играли роль и армии, и полиции, и пограничных войск. Хумай обучал лучших из них особому боевому искусству, использующему силу огня.

Однако по мере того, как маг-фараон все меньше внимания уделял мирским делам, все больше реальной власти оказывалось в руках меджаев. И однажды очередной их генерал решил, что пора свергнуть фараона. Звали его Лимос. И чтобы одолеть своего властелина, он заключил договор с Сааваром.

— Однако сила, данная Лимосу кровавым богом, обернулась проклятьем, — печально вздохнул Бао, подводя рассказ к финалу. — Проклятьем не только для мятежного генерала, но и для всего Марракана.

— Лимосу удалось убить Хумая?

— Да. Однако тот достиг уже того предела могущества, когда телесная оболочка не имеет значения. Он, как и Суань Ю, просто покинул Артар, перейдя в состояние высшего существа. В каком-то смысле Лимос даже оказал фараону услугу, ускорив движение к цели, которую тот и так преследовал.

— Что же было дальше?

— В Марракане начался хаос. Меджаи, оставшиеся верными Хумаю, сражались со своими бывшими соратниками, принявшими сторону Лимоса. Сам же генерал, опьяненный жаждой крови, дарованной ему Сааваром, постепенно терял остатки разума и даже свой первоначальный облик. Он победил. Но вряд ли победа доставила ему радость. Вряд ли он вообще что-то способен был чувствовать с тех пор, кроме неуемного голода.

Ксилай раскурил свою трубку, пустил несколько витиеватых клубов дыма и после изрядной паузы продолжил.

— Кровавые Красные самумы терзали эту некогда плодородную землю, высасывая из нее энергию жизни. Народ кинокефалов, его величественные города, храмы, чудесные сооружения, по своей хитроумности соперничающие с изобретениями алантов — все сгинуло, погребено под толстым слоем песка.

— Неужели ничего не осталось?

— Ты уже несколько дней путешествуешь по этим местам. Можешь и сам ответить на этот вопрос. Остались лишь песок, пепел и горечь. Мятежные меджаи, поддержавшие Лимоса, вслед за своим предводителем превратились в жутких песчаных демонов, ненавидящих все живое. И вместе со своим бывшим генералом до сих пор, спустя столетия, продолжают терзать земли, которые когда-то поклялись защищать.

— А гноллы? Я встречался с небольшими группками кочевников. Они очень агрессивны к чужакам, но, кажется, разумны. Может, это потомки кинокефалов?

Бао покачал головой.

— Гноллы — это гноллы. Они пришли в эти земли гораздо позднее, с севера, спасаясь от ледников, идущих из Фроствальда. Сравнивать их с могучим и мудрым народом кинокефалов — значит оскорблять его память.

— Печально, — вздохнул я.

— Прошлое Артара полно печальных и поучительных историй. Как, впрочем, и настоящее.

— Обидно, что Лимос, выходит, до сих пор жив? И шастает по пустыне вместе со своими приспешниками?

— Они все не живы в привычном понимании этого слова. Это лишь духи, тени себя прежних. Ты можешь убивать песчаных демонов, можешь убить и воплощение Лимоса, как и многие до тебя. Но это лишь на время ослабит проклятье, нависшее над Марраканом. Пройдет немного времени — и самумы снова омрачат небо, рыская по пескам в поисках новых жертв.

Бао был прав — путешествуя по пустыне, я то и дело видел на горизонте темные облака песка, поднимаемые очередной бурей. Но в эпицентр не попадал ни разу, а пресловутого Красного самума пока не видел даже издали. Но не терял надежды. Время еще есть, а на ловца, как говорится, и зверь бежит.