Альтер эво

Примерно двенадцать часов в тайной комнате. Плюс-минус пара суток.

– Может, нам уже можно вылезать? – предполагает Майя, которая не на шутку проголодалась, да и затекло все страшно. – Середина ночи ведь. Снаружи наверняка никого.

– Снаружи наверняка оставили нескольких людей, и ты это знаешь, – укоризненно говорит Давид. – Но можем высунуться подышать. Если там нет какого-нибудь полнолуния, можем даже и осмотреться попробовать.

Они одеваются и по очереди забираются по лестнице. Давид налегает на люк, придерживает его для Майи, и она осторожно выбирается и сразу же ложится на крышу – и правда, мало ли что, осторожность никогда не лишняя.

Через три секунды смартфон в кармане Майиной флиски, поймав сеть, начинает принимать сообщения. Однообразная трель пронзает ночной воздух. Семь раз подряд.

Поймав выражение лица Давида, Майя съеживается, испуганной мокрицей ныряет обратно в люк, кое-как протискивается вниз по лестнице. Давид остается наверху и прислушивается. Вряд ли произошло что-то уж очень страшное. Да никто и не слышал ничего, сто процентов. Майя отваживается бросить взгляд на экран смарта.

Шесть непринятых. Одно сообщение. Все с одного номера.

Майя читает сообщение.

Через полминуты Давид слезает, аккуратно прикрывая люк за собой:

– Будем считать, пронесло. Но, знаешь, я бы очень тебя просил в следующий раз… В чем дело?

Майя поднимает на него глаза:

– Я ухожу. Сейчас.

Оцепенение слетает, она резко нагибается за рюкзаком, забрасывает его на плечо и пытается обойти Давида на пути к лестнице. Давид выставляет руку, удерживает ее, Майя пытается увернуться, ничего не получается, и она отпихивает его – уже исступленно, в полную силу. Так что Давиду приходится стиснуть ее, прижав руки к бокам, и держать так, пока ярость не утихнет, пока из глаз не брызнут слезы, пока Майя не ткнется мокрым носом ему в грудь, бессвязно бормоча, что это она виновата, это она выбрала такой вариант, траханый этот мир, что вся вина на ней.

Проходит пять минут, прежде чем Давид решает, что она больше не опасна для себя и окружающих, и ослабляет захват. Он осторожно вынимает у Майи из скрюченных пальцев смартфон и читает сообщение о том, что Степан повесился сегодня у себя в палате.

12

Он чувствует себя странно. Ему говорили, что на первых порах его будут вести, направлять, что с начинающими так и поступают. Но до сих пор он не замечал ничего подобного. Наверное, он ждал чего-то вроде руки на сиденье двухколесного велосипеда, той, что придерживает его сзади, пока ребенок учится сохранять равновесие. А за ним, возможно, просто наблюдают со стороны и в случае чего вмешаются.

Возможно, и не вмешаются, и эта мысль обдает его брызгами страха. А он давно уже не испытывал страха.

Здесь не жарко и не холодно. Движения воздуха нет. Тактильных ощущений почти нет. Он даже не уверен, что стоит на чем-то – вероятно, скорее, висит, точно его удерживает силовое поле.

Зал ожидания в сумасшедшем доме – предположим, вот на что это похоже. Или на операционный блок. С четырех сторон вокруг – что-то вроде белесой полупрозрачной ткани лимонного оттенка. По крайней мере, он автоматически подбирает к этому такую картинку, такое описание – ткань, занавес. Хотя уже понимает, что все здесь будет не тем, к чему подойдут его слова; все будет не тем, что он сможет правильно назвать. Но пусть будет ткань, хорошо, надо же начать с чего-то.

Лимонно-молочные покровы слабо колышутся. За ними – что-то. До него доносятся звуки – нет, не сами звуки, лишь сведения о звучащих по ту сторону звуках – господи, как же здесь все сложно. То же самое с запахами. С какими-то еще характеристиками, в которых он пока не разобрался. Все они доходят до него клочками данных, обрывками… струйками, да, вот самое подходящее слово.

Ему сказали, что надо на чем-то сосредоточиться. Что иначе информации будет слишком много, и он потеряется в ней, его внимание зацепится за какой-нибудь стимул и последует за ним и дело кончится неизвестно где и неизвестно как.

Пока он не видит тому никаких подтверждений.

Здесь не «слишком много» информации – ее здесь вообще почти нет. Возможно, он находится в каком-то депо для вновь прибывших. Возможно, от него требуется как-то выбраться из этого лягушатника в открытое море.

Он пробует сдвинуться с места. Отлично.

Судя по всему, о движении достаточно просто подумать. Но пока ему спокойнее по старинке перебирать ногами. Он выбирает матовый занавес по правую руку, приближается к нему, осторожно пытается коснуться. Кисть погружается в молоко. Оно немного вязкое и, когда он выдергивает руку, тянется за ладонью языком нагретого парафина в лава-лампе. Что ему сделать, чтобы убрать отсюда этот ватно-молочный кисель?

Похоже, ответ очевиден.