Альпийский синдром

– Пойдем дальше: маслозавод. Там окопался такой себе местный магнат – не подступишься. Но толковый, хитрый. Мы вокруг него и так и этак, а он вьюном – раз, и выскользнул. Второй дом строит – рядом с первым. Дети еще не выросли, а уже для них строит. И что? А ничего. Документы на застройку в порядке, что тут скажешь. За городом у него ферма, выращивает индюков на продажу. А сколько на казеине заработал втихую, сам Бог не знает! Вы с ним поосторожнее, жук хитрый, скользкий. Говорю на всякий случай: кто предупрежден, тот вооружен. А вот балычок… Попробуйте! Балычок наш, из одного хозяйства. Председатель колбасный цех за границей прикупил, не цех – сказка! Хитрые механизмы, нержавейка, все блестит. Выпускают всякие вкусности из своего же сырья: сосиски, колбасу, а для хороших людей – еще и балычок. В магазине такого балыка не найдете, определенно говорю!

Я подцепил вилкой увесистую, грубо соструганную пластинку балыка, откусил, пожевал, кивнул Савенко: в самом деле вкус отменный.

– А что рыбхоз? – спросил как бы невзначай, хотя вопрос этот вертелся на языке изначально. – Говорят, монстр, государство в государстве.

– Тот еще монстр! Но, между нами говоря, директор – и, потянувшись ко мне красным лицом, Савенко выпучил губы и вполголоса прошептал, как будто выдавал государственную тайну, – директор уже не жилец: опухоль головного мозга. Сделали операцию, раскроили череп, но только намучили человека: стал забываться, заговариваться, ну и… Жизнь – паскудная штука: кажется, все у тебя есть, чтобы жить в свое удовольствие, а тебя уже как бы и нет на свете. Эх, только и радости, что выпить с хорошим другом и женщину полюбить!

Слово «женщина» Савенко произнес любовно, распевно, и скабрезный блеск, как у мартовского кота, проскользнул в его живчиках-глазах.

«Женщину? Это хорошо – полюбить женщину!» – невольно вздохнул я, вспоминая Дашу.

– А вот еще что: прослоим водку пивком, – перескакивая с одной темы на другую, предложил Савенко. – Да под селедочку! А? Напрасно вы, как я посмотрю, игнорируете… Зря, ей-богу, селедочка – первый сорт.

Я ответил, что водку с пивом не мешаю – наутро болит голова и во рту привкус, словно там коты ночевали.

– О-хо-хо, коты! А все-таки – стаканчик?.. Даю слово, утром – никаких котов! О-хо-хо! Нежное у вас устройство, однако… – Ошкурив и покромсав ножом еще одну селедку, он подал мне золотисто-коричневый маслянистый хвост. – Попробуйте, самое вкусное, что есть в рыбе. Я с таким хвостом могу три литра в один присест выпить. Ну, что я говорил?

«Не отстанет ведь, – подумал я, покоряясь. – И в самом деле, вкусно. А утро… как-нибудь переживу утро».

Но растягивать удовольствие, чтобы рыбьего хвоста хватило надолго – литра на три пива, как это выходило у тренированных любителей, подобных Савенко, – я не умел. Уже после первого стакана измочаленный зубами хвост был отправлен мной на кучку со съестными отходами.

– Однако как вы продукт переводите! – Савенко с ласковой укоризной покачал головой и подвинул ко мне тарелку с последним кусочком селедки. – Не люблю, не люблю, – а ведь понравилось! А? Понравилось? Как говорится, водка без пива – деньги на ветер.

Разлепив губы в хмельной улыбке, я подставил собутыльнику стакан, и тот снова наполнил посудину пивом – уже выдохшимся, с тонкой пленкой подсевшей пены.

После второго стакана я стал ощутимо пьянеть: в теле появилась вялая истома, комнатка поплыла, воздух в ней сгустился и язык ворочался у меня все ленивее, все неповоротливее и уже не поспевал за тем, что мыслилось и роилось в моей голове. Савенко хоть и выглядел крепче и увереннее меня, но и он стал сбиваться и перескакивать с одной мысли на другую. А там и вовсе размяк, придвинулся, сочувственно и проникновенно завздыхал, взглядывая как бы опростевшими, налитыми алкогольной слезой глазами.

– Нелегко вам здесь будет, Евгений Николаевич. Если честь по чести… Раньше был Козлов, теперь на его месте вы. Что говорите? Нет, я не то хотел сказать, разумеется, вы на своем месте, кто бы спорил. Козлов был, Козлова нет. А коллектив остался. А коллектив, скажу я вам, – у-у, какой коллектив!.. Вот хотя бы Витька, шофер…

– А что Витька?

– Кто его на работу принимал? Козлов! Козлова нет – машина теперь где? В гараже машина. Не на ходу машина, а вчера ездила. Теперь – Саранчук. Еще год назад кем был Саранчук? Пфуй! Адвокатишкой! Строчил жалобы, в суде штаны протирал. Кто Саранчука подобрал? Опять же Козлов! Ну а что до Ильенко, там статья особая. Человек на хорошем счету, скоро шестьдесят, а тут снимают с работы прокурора. Соображаете? У старика был последний шанс вскарабкаться выше, но появляетесь вы – и кресло занято.

Я ошарашенно заглянул в мутные глаза Савенко:

– Так что же?..

– Коллектив не за вас. Раньше все было хорошо, привычно и понятно, а кто знает, как повернется теперь? Из всей прокурорской братии одна Любка в шоколаде. Она в обед чарочку пропустит, а после почту разносит. Козлову, разумеется, донесли, вот он и грозился ее погнать, да не успел, сам того…